Надеваю я: Эти предложения правильные или нет? А: Я одеваю куртку. Б: Я надеваю куртку. — Детская игровая комната «Волшебный лес»

Posted on 14.08.197429.01.2022 by alexxlab

Содержание

Дома я надеваю офисную одежду

Татьяна Лукинюк, генеральный директор «Ред Булл Украина», ассоциированная профессор в Kyiv School of Economics и в прошлом одна из ТОП-15 лучших маркетинг-директоров Украины рассказала «Будуй своє» о правилах работы дома, коммуникации и эффективной работе команд в удалённом режиме.

О собственных правилах удалённой работы

Начало карантина не было для меня проблемой. Я очень организованный и продуктивный человек. Я просыпаюсь в одно и то же время, принимаю душ, завтракаю. Кроме этого делаю причёску, макияж и одеваю офисную одежду, кроме туфель. Последние я заменила тапочками. Работать начинаю в 9:00 утра. Все вышеуказанные привычки мне дают ощущение, что я нахожусь в офисе и жизнь продолжается в нормальном ритме.

На заметку, дома организовала несколько зон: для меня, для дочерей — Олеси и Алисы. Одна из них учится в школе, другая — в вузе.

О работе команды на время карантина

На время карантина я выбрала для себя ключевой принцип: нет смысла в учреждении новых долгосрочных стратегий сейчас. Нужно адаптироваться к тому, что происходит, но держать докарантинную долгосрочную стратегию «в уме». Поэтому сейчас я сфокусировала своё внимание на регулярной коммуникации в команде для наших сотрудников, которые находятся как в Киеве, так и в других городах Украины. Для работы в командах выбрала новые инструменты и назначила регулярные активности и встречи, которые положительно влияют на настроение команд и эффективность.

Microsoft Teams (инструмент для работы в командах — Ред.) для общения всей команды.

Регулярные онлайн-встречи. По понедельникам в 12:00 мы проводим так называемые «апдейты». Это совместные встречи всей команды. На онлайн-мероприятиях говорим о событиях прошлой недели, изменениях и тому подобное. На встречах мы дискутируем о последствиях карантина и как работать с ними, обсуждаем, как держать фокус на главном и планы на неделю или несколько недель. На мероприятиях и в регулярной коммуникации мы не говорим именно о вирусе и его медицинских аспектах, потому что мы не специалисты и не всегда можем отличить правду от фейка.

Челленджи. Среди участников команды у нас проводятся «челленджи» — активности, когда люди выполняют одно и то же задание в течение недели. Например, одну неделю сотрудники фотографировали рабочее место, затем делали физические упражнения, на третьей неделе присылали фотографии домашних любимцев, на четвертой неделе создавали креатив с банками «Red Bull». Все эти активности относятся к «фан-контенту», который сближает команду и позволяет почувствовать, что мы рядом, даже когда нет реального живого общения из-за карантина.

Опрос. Все участники команды сейчас находятся далеко друг от друга. У них нет возможности посмотреть в глаза, высказать во время живого общения мнение по тому или иному поводу. Поэтому мы создали опросники для команд. В них содержатся следующие вопросы:

一 Как команда чувствует себя относительно сложившейся ситуации?

一 Как относится к будущему и последствиям пандемии?

一 Насколько продуктивно работается дома?

Таким образом мы проверяем, чего не хватает, ищем, чем можем помочь команде стать более продуктивными. Это так называемое «измерение средней температуры по больнице». Мы видим, что «температурное состояние» нормализуется. Это положительная динамика — команды приспосабливаются к ситуации и работают эффективно дома.

По завершению карантина планируем вернуться в офис, потому что мы делаем много проектов. А это требует взаимодействия участников бок о бок. Работать удалённо после карантина будет возможно 2 дня в месяц — эта возможность у нас была и до карантина. По согласованию с руководителем и с чётким пониманием задач на эти дни, в основном, таких, когда надо подумать, поискать новые идеи или расставить приоритеты.

«Я выхожу из дома и надеваю маску, и на работе все время в ней. Снимаю только дома» — KVnews.ru

Мировая информационная повестка сегодня выглядит довольно однообразно: в центре внимания федеральных, региональных, муниципальных СМИ в основном ситуация по распространению инфекции Covid-19.

Это главная, жизненно важная тема для всех слоев населения. В разгар борьбы с коронавирусом «Коммерческие Вести» пообщались с руководителем Бюджетного учреждения здравоохранения Омской области «Центр по профилактике и борьбе со СПИД и инфекционными заболеваниями» (далее СПИД-Центр) Ольгой НАЗАРОВОЙ. Обозреватель Анастасия ИЛЬЧЕНКО узнала у нее, при помощи каких тестов в Омске выявляют Covid-19 и какая инфекция страшнее – ВИЧ, туберкулез или коронавирус.

– Ольга Ивановна, ваше учреждение подключилось к работе по выявлению коронавирусной инфекции. Расскажите, как она организована.

– Сегодня диагностикой коронавирусной инфекции занимается не только СПИД-Центр, но и Диагностический центр, инфекционная больница, противотуберкулезный диспансер. Еще два учреждения выполняют третейскую роль, они подтверждают или отвергают наши результаты – Центр гигиены и эпидемиологии и НИИ природно-очаговых инфекций. Диагностика на Covid-19 у нас производится методом полимеразной цепной реакции (ПЦР). В СПИД-Центре есть лаборатория, которая проводит такой вид исследований, есть лицензия на диагностику ПЦР, обученные сотрудники, сертификаты. Мы принимаем пробы, взятые у медицинских работников, имевших контакт с инфицированными и тех, кто не работал с ними. Медицинские учреждения с 8.00 до 16.00 привозят тесты к нам. Существует разнарядка Министерства здравоохранения Омской области, где по дням расписано, когда какое учреждение сколько проб привозит. Это удобно для всех: позволяет грамотно спланировать работу.

– Вам везут только готовые пробы в лабораторию? А сами вы биоматериалы на тесты берете?

– Конечно. У нас забор проб на Covid-19 проводится на первом этаже через отдельный вход. Сотрудники поликлинического отделения берут тесты у всех желающих, записавшихся предварительно по телефону.

– Это платная услуга?

– Для медицинских работников – бесплатная, для остальных – платно. Если у пациента есть какие-то проявления – температура, одышка и т. д., то берут анализ поликлиники по месту жительства: на дому, совершенно бесплатно. К нам прихо…

Полную версию материала можно прочитать в бумажной версии газеты «Коммерческие вести». Покупайте в киосках Роспечати, в сети «Дилижанс» и у частных распространителей. Или подписывайтесь на полную электронную версию по телефону 95 – 61 – 46.

«Я надеваю наушники, чтобы вскипятить чайник, и раскачиваюсь взад-вперед». Готовы ли вы принять людей с синдромом Аспергера?

Синдром Аспергера называют высокофункциональной формой аутизма. Он проявляется в раннем детстве, однако из-за плохой диагностики в России нередко таких людей на протяжении всей жизни даже самые близкие считают просто странными. «Многие звуки я воспринимаю с той же силой, как если бы рядом с нейротипичным человеком постоянно ходил оркестр» – люди с синдромом Аспергера рассказали, на что похожа их жизнь.

О людях с синдромом Аспергера в России молчат

Антонина Стейнберг, руководитель проекта поддержки людей с аутизмом, волонтер РОО помощи детям с РАС «Контакт»

Антонина Стейнберг

Представьте, что у вас на голове кастрюля, по которой с разных сторон ударяют с разной частотой, при этом вы стоите посреди Кутузовского проспекта в час пик и вам надо решать сложные уравнения в уме.

Так я объясняю, что значит жизнь с синдромом Аспергера.

Специалисты с раннего детства говорили маме, что я не в норме. Я не ходила в детский сад, меня попросту туда не брали, была замкнутой, не играла на детских площадках, часами сидела и смотрела на вырванный волос или расставляла в один ряд машинки, потом убирала их в трюмо, во второй ящик, доставала и снова расставляла в ряд. Больше я ничем не занималась.

Мое воспитание взяла на себя прабабушка. Она создала для меня удобную сенсорную среду в комнате, например, занавесила все плотными шторами, клала те ткани, которые мне были удобны, кормила той пищей, которая мне подходила. Она не водила меня по шумным местам, я хотела читать – она сама брала в библиотеке книги. Читать и писать я научилась самостоятельно в четыре года и с тех пор читала все подряд – от справочника по радиолокации до старинной японской литературы. Это не было хобби, а было эскапизмом, я просто боялась занять себя чем-то другим.

Меня взяли в обычную школу, туда, где работала моя мама. Там невозможно было находиться из-за шумов, криков, я не могла сидеть на уроке, просто потому что люди дышат. Даже сейчас мне очень тяжело (мы сидим в кофейне в центре Москвы. – Прим. авт.), но это не сравнить с тем, что было в детстве.

Первые два года в школе была сплошная травля. Во-первых, дети не умели читать и писать, а во-вторых, они за что-то меня ненавидели и постоянно били. Однажды, когда я была в третьем классе, папа сказал: «Иди и дерись». Я пошла и подралась. Следующие семь лет меня никто не трогал, не обижал, в классе наступала тишина, когда я заходила.

В школе я ни с кем не могла подружиться. Я вообще не понимала, как люди общаются между собой. Я могла только учиться, невероятно сильна была по физике, мне прочили физтех, естественно, справлялась по математике, безупречно грамотно писала, самостоятельно выучила английский.

С физикой в итоге не сложилось, я работаю в IT-сфере. На работе знают о моем диагнозе, со мной даже считаются, например, выключают всякие механические часы, потому что меня сильно раздражает их звук, или пишут свои просьбы в мессенджерах, потому что я не люблю говорить по телефону – в трубке шумно и непонятно, когда твоя очередь говорить.

Мой бывший начальник просил меня: «Ты бы лучше поменьше ходила на всякие конференции и рассказывала о себе, а то выйдут какие-нибудь новые нормативные акты и тебе запретят тут работать, как ты тогда будешь жить».

Я в общем-то не боюсь этого, я всегда найду работу, потому что очень хороший специалист. У меня абсолютная память, я с детства увлекалась информатикой, могу найти работу в офисе, на фрилансе, могу удержаться на ней, поскольку все-таки достаточно долго занималась когнитивно-поведенческой терапией и относительно научилась себя сдерживать. Сейчас я продолжаю спокойно сидеть (

компания за соседним столиком сильно шумит. – Прим. авт.), а в детстве я бы зажала уши и упала на стол от такого резкого звука.

Я успокоилась, когда узнала диагноз

Я поехала учиться в Америку и там обратилась к специалистам. Они провели тестирование ADOS – шкала наблюдения для диагностики аутизма. От них я впервые услышала диагноз «синдром Аспергера». Меня это успокоило, потому что до сих пор было не очень понятно, что со мной происходит.

Никто никогда не знает, почему в ряде случаев людям с синдромом Аспергера удается социализироваться. Часто это благоприятное стечение обстоятельств. Это роль семьи, которая с детства занимается таким ребенком, учитывает его сильные стороны и пытается превратить их в профессию. В любом случае, успешность в обществе – это дорога с двусторонним движением. В обществе должно быть принятие, надо учитывать особенности людей, но и сами люди с особенностями должны стараться. На вопрос «Как дела?» я теперь могу совершенно спокойно сказать: «Спасибо, у меня все хорошо, как у вас?» Некоторые вещи со временем выучиваются.

За всю мою жизнь у меня появился один друг, мы познакомились на занятиях шахматами и дружим по сей день. Он нейротипичный, много рассказывает мне про окружающий мир и очень мало внимания обращает на то, какое у меня выражение лица, как я говорю. Он объяснял, как надо улыбаться (этому же меня учил мой терапевт), в каких ситуациях и что уместно. Но больше дало наблюдение за людьми и выявление некоторых правил. Это удается далеко не всегда. Человек говорит: «Мне плохо», я думаю, ОК, значит, его надо оставить в покое, но он обижается, что я не расспросила о его проблеме. А в точно такой же ситуации другой человек обижается, что ему задаешь вопросы. Нет единого шаблона, или я его упускаю.

У меня абсолютная память, но это скорее сбой. В норме люди должны уметь забывать, строить психологические защиты, в моем же случае каждое слово, каждое изображение вызывает в памяти все то, что ты раньше видел, и с каждым днем количество информации увеличивается. Иногда это полезно. Я всегда могу сказать человеку, что он говорил или писал ранее. А с другой стороны, людям почему-то не нравится, что я все помню, это их расстраивает.

Большая часть людей с Аспергером избегает зрительного контакта. Сами они не осознают это как проблему. Нам просто удобно смотреть в сторону. Если пытаться имитировать зрительный контакт, то можно смотреть в лоб. Я могу сделать так – Антонина переводит бегающий до сих пор взгляд на меня и, неестественно улыбаясь, произносит: «Здравствуйте, Наталья, я очень рада вас видеть». На самом деле это требует колоссальных сил. Такая имитация зрительного контакта нужна, только если вы проходите собеседование на работе или хотите показаться адекватным.

Я тяжело переношу большое количество разных звуков, поэтому не могу общаться в компании. Я не переношу мерцание светодиодов определенной частоты, допустим, красные светофоры или фары машин.

Фото: unsplash

Я вообще не люблю, когда меня трогают. Мой папа говорил: «Младшая дочь нормальная, она так любит обниматься, а вот старшая дочь – абсолютная бука, до нее невозможно дотронуться». Я терпеть не могла, когда прикасались к моим волосам, поэтому рано научилась сама мыть голову. Сейчас я нашла одного мастера, привыкла к ней, но все равно с трудом выдерживаю, пока меня подстригут или покрасят. Я не чувствую холод, и у меня занижен болевой порог, о том, что я порезалась или обожглась, узнаю, только когда вижу кровь или ожог.

Я ненавижу запах табачного дыма. Периодически, особенно в перегрузке, меня срывало, и я говорила людям: «Когда же вы перестанете курить, наркоманы проклятые».

Это по-прежнему меня раздражает, но я научилась сдерживаться и просто прохожу мимо.

Я сейчас смотрю на вас и не понимаю, что вы чувствуете, но эмоции я плохо осознаю и у себя. По физическим проявлениям я выучила: если мне становится горячо в щеках и сильное напряжение в плечевом поясе, значит, скорее всего, я испытываю сильное эмоциональное состояние.

Когда мне нужно успокоиться, помогает сильное давление. Меня надо обхватить определенным образом, и желательно, чтобы это был не нейротипичный человек, потому что от ваших тел исходит очень много информации, вы слишком подвижны, как ртуть. Но я совершенно спокойно пожимаю людям руку. Я видела, как это делает мой отец, и сочла, что это нормальное человеческое приветствие, правда, оказалось, что в культурном поле Российской Федерации нехорошо, когда женщина подает руку.

Люди не знают, что с ними, и не получают адекватную терапию

В Москве, да и в России, есть всего одна группа поддержки людей с синдромом Аспергера. Были попытки создать группы в других городах, но, к сожалению, быстро прекращались. Я стала заниматься группами и проектом, потому что меня – слово есть такое – ужасало, что в России у людей нет информации о том, кто они такие, у них нет возможности собраться вместе, чтобы обменяться опытом и увидеть, что они не одни.

За девять лет, что я веду группу, пришли около тысячи разных людей, кто-то ходит годами, кто-то – на одно занятие. Они хотят удостовериться, что у них действительно синдром Аспергера, потому что официальный диагноз в России получить невозможно. Взрослым он попросту не ставится, потому что считается, что это детское состояние. Обычно это частное мнение либо психиатра, либо психолога.

К сожалению, вокруг этой категории людей с аутизмом существует какой-то порочный круг молчания. Мы есть, это признается медицинским сообществом, но о нас практически никогда не говорят, поэтому люди просто не знают, что с ними, не получают адекватного диагноза и адекватной терапии.

Бывает, что такие люди получают прекрасное университетское образование. У них красные дипломы и золотые медали, но они совершенно не успешны в работе, потому что не могут найти контакта с коллективом, задают неуместные вопросы тогда, когда обычный человек промолчит. Даже сходить в больницу для людей с Аспергером проблема, поскольку врачи ругаются, часто хамят, просят описать свое состояние, а человек не может, он не понимает, что чувствует, и не находит слов.

Бывают другие случаи, человек сам себя воспитал, стал отличным специалистом, получает огромные деньги, но при этом он вынужден постоянно принимать успокоительные и не знает, сколько еще так продержится. Есть данные по безработице людей с аутизмом, куда включается и высокофункциональная его часть, то есть с синдромом Аспергера: всего лишь несколько процентов имеют работу фултайм, и это именно из-за коммуникативных и сенсорных особенностей. Есть данные британского исследования по суицидам среди людей с синдромом Аспергера, они выше в десятки раз, чем в среднем в популяции, из-за чувства нереализованности и изолированности от общества.

Я вообще не мечтаю, не понимаю, что такое мечтать. Но у меня есть цели. Я собираю черепах от числа Фибоначчи до другого числа Фибоначчи, хочу достигнуть очередного – 1597. И я хочу, чтобы у нас в стране наконец-то начали обращать внимание на взрослых людей с аутизмом, причем не в рамках профанации. Начали им оказывать какую-то помощь либо честно признались, что ничего не могут сделать, и привлекли иностранных специалистов.

Иногда мне кажется, что я бракованный аутист

Дарья, волонтер и фотограф

О том, что у меня есть синдром Аспергера, я узнала в 20 лет. Не самый поздний возраст, в котором люди узнают о своей аутичности, но достаточно поздно, чтобы применить какие-то методики по коррекции поведения, социализации и адаптации. Двадцать лет я оправдывала свое поведение и реакции характером, воспитанием, влиянием общества.

На мои особенности обратил внимание тьютор однокурсника – я поступила с аутичным парнем на один факультет. Я стала читать истории аутичных людей, статьи специалистов и просто изучать разные сайты, посвященные теме аутизма, проводила параллели между другими Аспи и собой и видела общие черты. Затем я обратилась к психотерапевту, это была онлайн-консультация. Я не люблю новых людей, поэтому предпочла общение со специалистом в сети. Врач сказала, что да, возможно, у меня есть Аспергер. Глупо отрицать то, что видно невооруженным взглядом. Не уверена, что хочу официального подтверждения синдрома, ведь я уже привыкла жить с мыслью, что я аутична.

Когда я сообщила матери, что со мной происходит то, что называется синдромом Аспергера, она сказала: «Ты же просто застенчивая. Понапридумывают же себе всякое».

Сестра отреагировала спокойно, но не думаю, что она поняла, что такое аутичность. Возвращаясь мысленно в детство, я вспоминаю отношение родителей к моему поведению. Мне всегда было сложно общаться с чужими людьми, особенно по телефону. И всякий раз, когда я просила маму кому-то позвонить, она делала это с большим недовольством. Но эта проблема сохранилась и по сей день, и до сих пор мама не может воспринимать это серьезно.

Мне 21 год, и я человек ну очень социально активный. Наверное, посмотрев на меня, сложно сказать, что у меня есть аутизм. Но люди даже не представляют, что приходится делать ради того, чтобы быть «нормальной». Активной я стала, когда пришла в первую в своей жизни общественную организацию, это был молодежный информационный центр. Я стала преуспевать в этой деятельности и была довольно узнаваемым молодым журналистом в своем городе. С мечтой стать хорошим специалистом я переехала в большой город, поступила в университет на факультет журналистики, но быстро поняла, что учиться мне тяжело. Отчислилась и ушла в волонтерство, сейчас развиваю медианаправление добровольчества в регионе и с недавних пор фотографирую. Конечно, может возникнуть много вопросов, касающихся парадоксального совмещения волонтерства и синдрома Аспергера, одно мешает другому, но и то, и другое позволяет мне развиваться. Я считаю, самое ужасное, что может сделать человек – это остановиться в развитии. Я не хочу такой перспективы для себя.

Я надеваю наушники, чтобы вскипятить чайник

Жизнь одного человека с Аспергером сложно сравнить даже с другой жизнью с Аспергером, не то что сравнить с чем-то третьим. Хотя не так давно появилось приложение для VR-очков, которое имитирует жизнь аутиста, и нейротипик может попробовать почувствовать себя на его месте. Сама я такое еще не пробовала, но, по отзывам, вещь хорошая.

Синдром Аспергера влияет абсолютно на всё, начиная от бытовых вещей, заканчивая социальным взаимодействием. Я стремлюсь всё систематизировать, поэтому предпочитаю графики, расписания, заранее продуманные планы. Если я должна куда-то поехать, я распишу всё шаг за шагом. Если я должна встретиться с кем-то, то мы обязательно вместе продумаем все наши действия. Для примера: если я знаю, что мне нужно будет пойти к врачу, то за несколько часов до похода попробую представить, какие вопросы мне могут задать, проговорю несколько раз ответы, словно заучивая их, и тогда на приеме уровень тревоги меньше, чем если бы это была сплошная импровизация.

Я хожу по знакомым тропинкам в лесу, я потрачу больше времени на дорогу, но сяду в тот транспорт, который мне знаком, даже если он едет дольше. Сделать что-то, чего я не знаю, я могу, пожалуй, только с близким мне человеком. Я учу правила и поэтому живу, словно нейротипик.

Более того, у меня есть ритуалы. Например, я сажусь в транспорте на одно и то же место, пью напитки только через трубочки, складываю одежду в определенной последовательности, в уборке в принципе одни только ритуалы, фрукты нарезаю и ем в определенном порядке. Ритуалы тоже позволяют навести порядок в жизни, хоть иногда они и требуют больше временных затрат. Даже если я уже легла спать в самой удобной позе, у меня в ногах лежит моя собака, а что-то стоит не на своем месте, я встану и переложу это.

Я гиперчувствительна к свету, шуму, иногда к запахам и тактильному контакту. Многие звуки я воспринимаю, наверно, с той же силой, как если бы рядом с нейротипичным человеком постоянно ходил оркестр. Даже когда чайник кипячу, надеваю наушники, потому что для меня это очень громко.

Фото: unsplash

Свет я часто воспринимаю так, как нейротипичному бы постоянно прожектор светил в глаза. Не так давно мой близкий человек вынудил официантку в кафе выкрутить лампочку из светильника над нами, потому что мне она мешала. Магазины парфюмерии и бытовой химии для моего обоняния – это как если нейротипичному бы духи в нос налили. Еще я часто хожу на носочках, потому что мне не нравится ровная дорога. Мне неудобно, мне неприятно, всё жжет. Кроме того, я плохо чувствую свое тело в пространстве, а так идет большая нагрузка на икроножные мышцы, и тогда ощущаешь себя в пространстве выше.

По телефону я добровольно разговариваю только с тремя людьми. Часто трубку не беру, даже если кто-то знакомый звонит. Одна из причин, по которой сложно общаться, заключается в быстрой реакции. Нам сложно быстро обрабатывать информацию и тут же выдавать ответ. Надо подобрать нужные слова, выбрать правильную эмоцию, скомпоновать это всё, на это нужно время, а иначе тревога, паника. А еще мы не всегда улавливаем сигналы, такие как мимика, язык жестов, эмоции. Нам сложно понимать людей, которые много шутят, часто используют метафоры или намеки. Это почти как говорить с иностранцем на его языке.

Еще нам присущи стимы. Стиминг – это самостимулирующее поведение, характеризующееся повторяющимися действиями. Вот вы были студентом, вспомните себя: решая какой-то тест или сдавая экзамен, ручкой по столу стучали? Ногой трясли? Это и есть самостимулирующее поведение. Только у нас оно бывает намного чаще, порой интенсивнее и служит иногда еще и для других целей. Я вот раскачиваюсь взад-вперед, это помогает мне сосредоточиться. Люди этого не понимают, смотрят косо, но для меня стимы – как коляска для человека с нарушением опорно-двигательного аппарата. А еще я часто сажусь на землю или пол: меня успокаивает опора подо мной, площадью больше, чем мои ступни.

«Представьте, что все люди летают, а вы родились без крыльев»

Не так давно я смотрела сериал, в котором герой случайно узнал, что у него есть синдром Аспергера, и тогда родителям пришлось объяснять ребенку, что с ним происходит. Прежде чем сказать о трудностях, нужно было назвать преимущества синдрома. И вот родители назвали кучу всего. А я сидела и думала: почему у меня не так? У меня нет гениальной памяти. Скорее даже наоборот, она у меня просто ужасна. Я не могу назвать все модели поездов или продолжительность жизни какого-то насекомого. Я далека от точных наук. Я далека от всех наук. Я не закончила школу с отличием. Я точно не умнее тех, кто меня окружает. И это не самокритика, не низкая самооценка, это факт. Иногда мне кажется, что я бракованный аутист.

С другой стороны, у меня имеются успехи в фотоискусстве, и люди говорят, что я очень крутой фотограф. Я могу часами сидеть за одним делом, забыв о еде, не замечая, как проходит время. Много вы знаете людей, которые 10 часов без перерыва собирают пазлы?

Что касается зрительного контакта, то тут, скорее, был регресс. Сейчас в глаза я могу смотреть только одному человеку и то не более пяти секунд. С другими же людьми зрительного контакта я не установлю. Это физически больно, что, наверно, невозможно понять нейротипикам. То есть я смотрю в глаза и могу испытывать не просто дискомфорт, я могу чувствовать боль в глазах, в голове.

Я не понимаю таких отношений, как дружба или любовь. В таких отношениях нет правил, закономерностей, всё на интуитивном уровне, а с этим у нас беда.

Чем отличается любовь к матери от любви к противоположному полу? Наверно, это может показаться глупым вопросом и вы на него легко ответите. А я ответить не могу. Я люблю некоторых людей, но я скорее назову это не любовью, а привязанностью. У меня все чувства, наверно, сводятся к привязанности.

Я была бы не готова общаться в каких-то группах или клубах, но если ты нашел себе хорошего товарища или даже друга среди аутичных, то ты везунчик. Представьте, что все люди летают, а вы родились без крыльев. Вы родились не для этого мира. Вам будет тяжело. Так же бывает и аутичным людям.

Не так давно появился сайт знакомств для аутичных людей, я рада, что он есть. Уже около месяца я общаюсь с парнем, он из другого города, тоже самодиагностированный аутист. И я рада, что мы общаемся. Я делюсь с ним какими-то откровениями, а он меня понимает.

У меня такая позиция, что нельзя иметь мечты. Конечно, я могу сказать, что мечтаю вылечиться от своего основного заболевания – у меня диабет – но это так и останется мечтой, потому что это заболевание не лечится. Поэтому мечтать незачем, а надо ставить цели.

Есть большая цель на всю жизнь – стать хорошим печатным и фотожурналистом, чтобы менять что-то в массовом сознании, в действиях властей. У людей очень стереотипное представление о людях с инвалидностью и ОВЗ, вокруг много мифов, которые я планирую разрушать.

Еще одна цель – это добиться таких успехов, чтобы быть примером для других людей. Я не славы ищу, но если хотя бы один человек, посмотрев на мою жизнь, на мою деятельность, встанет и вопреки своим недугам начнет что-то делать, менять свою жизнь и жизни людей, то я это посчитаю успехом. Я хочу запустить цепочку изменений. Я меняю жизнь одного человека, он – другого, тот – третьего, и так мы можем изменить очень много.

Военные, армейские песни — Я надеваю чёрный берет, аккорды для гитары

Em C x3
Em Em

Em           C
Снег. Падает снег.
G(III)       D Dsus4 D
Легкая поступь зимы.
Em           C
Свет. За окном ― свет.
G(III)       D Dsus4 D
Я сегодня снова в пути.
Em           C
Дом. Старый мой дом,
G(III)       D Dsus4 D
Я снова покинул тебя.
Em           C
И тех, кто в доме том
G(III)       D Dsus4 D
Ждет ― не дождется меня.

Em             Am
Я надеваю черный берет.
Am             Em
Мой путь ― туда, где холод тьмы.
C              G(III)
И пусть во тьме зажжется свет
Am             B7
От моей яркой звезды. 

Em            C
Ночь. Темная ночь ―
G(III)        D Dsus4 D
Время грусти и дум.
Em            C
Прочь. Уходи прочь.
G(III)        D Dsus4 D
Ветер свечи задул.
Em            C
Пусть. День придет пусть.
G(III)        D Dsus4 D
Свет в окнах зажжет.
Em            C
Грусть. Старая грусть
G(III)        D Dsus4 D
Утром из сердца уйдет.

Em             Am
Я надеваю черный берет.
Am             Em
Мой путь ― туда, где холод тьмы.
C              G(III)
И пусть во тьме зажжется свет
Am(V)          B7(II)
От моей яркой звезды.

Em     C         Em     C
G(III) D Dsus4 D Em     B7(II)

Em             Am
Я надеваю черный берет.
Am             Em
Мой путь ― туда, где холод тьмы.
C              G(III)
И пусть во тьме зажжется свет
Am             B7
От моей яркой звезды. 
B7   Em

«Вместо спортзала я просто надеваю черное»

53-летняя актриса, которая вчера блистала на вечеринке в честь грядущей премии «Сезар» – одна из тех, кто с возрастом становится еще прекраснее, несмотря на все свои морщинки и несоответствие модельным параметрам. Потому что истинная красота – она внутри, а внешность – всего лишь ее отражение. Что она делает для поддержания последней – читайте далее.

Моника никогда не прибегала к пластической хирургии, ее профилактика старения включает глубокое ежедневное очищение и увлажнение кожи. Особое внимание она уделяет своим губам: «У меня от природы пухлые губы, склонные к сухости, поэтому в моей сумочке всегда найдется питательный бальзам для губ. Без него никуда – иначе я не смогу комфортно общаться, есть и целоваться»

instagram.com/p/BKD_6FchkpM/» data-instgrm-version=»8″>

«Я обожаю воду! Мой день начинается с продолжительного душа, а чтобы поддерживать себя в хорошей физической форме – я плаваю 45 минут в бассейне, 4 раза в неделю»

«Мое главное beauty-правило – минимум макияжа. Днем я вообще стараюсь обходиться без него, а для вечера выбираю легкую тональную основу, блеск для губ и подводку моих любимых цветов – серого или темно-коричневого»

«Я терпеть не могу потеть в спортзале, вместо этого я практикую йогу каждый день и в моем гардеробе всегда достаточно черных вещей – они еще никогда меня не подводили»

«Диета, вы шутите? Я же итальянка, жить не могу без пиццы и пасты! Когда мне экстренно нужно сбросить пару килограммов – я просто уменьшаю порцию еды, но стараюсь принимать пищу чаще и пить больше воды»

instagram.com/p/BFL8UyGERJ9/» data-instgrm-version=»8″>

Для ухода за волосами Моника выбирает органические шампуни Dr Hauschka, а вместо маски – использует оливковое масло: «Я никогда не сушу волосы феном и не укладываю их с помощью утюжка, разве что этого требует съемка»