Урок «Поэты блокадного Ленинграда»

Открытый урок на тему «Поэты блокадного Ленинграда» (посвящено 70-летию снятия блокады Ленинграда)

Цель урока:

Познакомить учащихся с творчеством поэтов, писавших о блокадном Ленинграде.

Задачи:

1.Обучающая-расширение лексического запаса и литературного кругозора учащихся.

2.Воспитательная — пробудить патриотические чувства ребят к своей отчизне; воспитание у

учащихся чувства уважения к людям, прошедшим войну и пережившим Блокаду, восхищение их

подвигами.

3.Развивающая-развитие устной речи, коммуникативных качеств личности учащихся.

Ход урока

1.Вступительное слово учителя:

— Блокада Ленинграда — это событие, которое связано с ВОВ. Блокада Ленинграда — одно из самых чудовищных человеческих злодеяний прошлого столетия. Об этом событии, о подвиге города и его жителей написано множество документальных и художественных произведений. Блокадный Ленинград стал символом человеческих страданий и мужества, смерти и бессмертия.

· Как вы думаете, ребята, почему сегодня на уроке мы говорим об этом удивительном городе? (27 января исполнилось 70 лет со дня освобождения от блокады города Ленинграда).

-Что вы слышали и знаете о жизни людей в блокадном Ленинграде?

2. Группа ребят рассказывает о блокаде Ленинграда.

С 8 сентября 1941 года по 27 января 1944 года (872 дня) длилась Блокада Ленинграда .

Город был взят во вражеское «кольцо» — окружен со всех сторон. Жители города погибали не только от военных действий. От голода погибло более 640 тысяч человек.

Блокада… Это значит, что из окруженного города нельзя было выехать ни на поезде, ни на машине. Никто не мог приехать в город. Не было возможности пополнить запасы продовольствия. Невозможно было вывезти из города раненых, и днем и ночью немецко-фашистские захватчики не прекращали обстреливать город.

Жизнь в городе становилась все сложнее. Не было электричества, воды.

А город был в дремучий убран иней

Уездные сугробы, тишина…

Не отыскать в снегах трамвайных линий,

одних полозьев жалоба слышна.

Скрипят, скрипят по Невскому полозья.

На детских санках, узеньких, смешных,

в кастрюльках воду голубую возят,

дрова и скарб, умерших и больных…

О. Бергольц. Февральский дневник

Но город жил и боролся. Заводы продолжали выпускать военную продукцию. Голодные измученные люди находили в себе силы работать. Даже подростки стояли у станков. Заводы бомбили, в цехах возникали пожары, но никто не покидал рабочих мест.

Из воспоминаний Ольги Бергольц: « В осаждённом городе работали 39 школ. Да, поверить трудно, но это факт: даже в жутких условиях блокадной жизни школьники учились. Публичная библиотека наша – одно из величайших книгохранилищ мира- работала в Ленинграде всю зиму, участвовала в обороне города».

Шло дежурство на крышах во время бомбежек: засыпали песком зажигательные снаряды, ходили по квартирам, разыскивая оставшихся без родителей маленьких детей. Детям выдавалось по 125 грамм хлеба в день.

Люди умирали от голода и холода у себя в квартирах. Некоторые падали прямо на улицах и замерзали.

Голод, холод, варварские артиллерийские налеты, бомбежки… Но ленинградцы не сдавались.

Единственным средством сообщения Ленинграда с Большой землёй зимой 1941-1943 гг. была «дорога жизни» — ледовая дорога через Ладогу. По ней доставляли продукты и топливо, вывозили детей, раненых, истощенных и ослабевших людей.

18 января 1943 года блокадное кольцо было прорвано.

А полностью блокада была снята 27 января 1944 года.

Слово учителя. Страшные дни переживали ленинградцы. Тяжело было всем. И дети наравне со взрослыми переносили все тяготы блокады.

Видеоряд «Дети Блокады»: песня. Исполняет « Ветер надежды».

3. Слово учителя.

Да, в этих страшных условиях город продолжал жить и работать. Не закрывали кинотеатры, постоянно работало радио, и даже шли концерты.

Дух ленинградцев поддерживали поэты и писатели, артисты и композиторы. Многие из них не только не покинули город, но и продолжали активно работать. Их творчество помогало выжить.

Сегодня мы перелистаем с вами только несколько страниц блокадной летописи вместе с её создателями — поэтами Анной Ахматовой , Ольгой Берггольц и Юрием Вороновым.

4. Группа ребят рассказывает об Ольге Фёдоровне Берггольц.

Мы хотим рассказать о ленинградской поэтессе Ольге Фёдоровне Берггольц , имя которой связано с Ленинградом, с периодом его самых тяжёлых испытаний.

900 дней Ольга Фёдоровна была в осаждённом городе. Она, подобно тысячам ленинградцев, стойко переживала блокаду и сумела выразить свои чувства в стихах.

Ольга Берггольц почти ежедневно выступала по радио, обращаясь к жителям осаждённого города. Её негромкий голос говорил правду о городе, ничего не приукрашивая. Вся страна знала, что Ленинград и в кольце блокады продолжает жить и бороться.

…Я говорю с тобой под свист снарядов,
угрюмым заревом озарена.
Я говорю с тобой из Ленинграда,
страна моя, печальная страна…
Кронштадтский злой, неукротимый ветер
в мое лицо закинутое бьет.
В бомбоубежищах уснули дети,
ночная стража встала у ворот.
Над Ленинградом — смертная угроза…
Бессонны ночи, тяжек день любой.
Но мы забыли, что такое слезы,
что называлось страхом и мольбой.
Я говорю: нас, граждан Ленинграда,
не поколеблет грохот канонад,
и если завтра будут баррикады —
мы не покинем наших баррикад.

И женщины с бойцами встанут рядом,
и дети нам патроны поднесут,

и надо всеми нами зацветут
старинные знамена Петрограда.
Руками сжав обугленное сердце,
такое обещание даю
я, горожанка, мать красноармейца,
погибшего под Стрельною в бою:
Мы будем драться с беззаветной силой,
мы одолеем бешеных зверей,
мы победим, клянусь тебе, Россия,
от имени российских матерей.
Август 1941

Что означало быть писателем в годы войны и ленинградской  блокады? Означало за всё отвечать и не бояться смерти. Ольга Берггольц стала поэтом, олицетворяющим стойкость Ленинграда.

Ее голос звучал в эфире три с лишним года. Ее голос знали, ее выступления ждали. Ее слова, ее стихи входили в замерзшие дома и вселяли надежду.

«Для того чтоб жить в кольце блокады,

Ежедневно смертный слышать свист, —

Сколько силы нам, соседка, надо,

Сколько ненависти и любви…

Столько, что минутами в смятенье

Ты сама себя не узнаешь:

— Вынесу ли? Хватит ли терпенья?

— Вынесешь. Дотерпишь. Доживешь.»

( Стихотворение « Я никогда героем не была»)

«Я никогда героем не была

Не жаждала ни славы, ни награды,

Дыша одним дыханьем с Ленинградом,

Я не геройствовала, а жила!»

После войны на гранитной стеле Пискаревского мемориального кладбища, где покоятся 470.000 ленинградцев, умерших во время Ленинградской блокады и в боях при защите города, были высечены слова Берггольц:

«Здесь лежат ленинградцы.
Здесь горожане — мужчины, женщины, дети.
Рядом с ними солдаты-красноармейцы.
Всею жизнью своею
Они защищали тебя, Ленинград,
Колыбель революции.
Их имен благородных мы здесь перечислить не сможем,
Так их много под вечной охраной гранита.
Но знай, внимающий этим камням:
Никто не забыт и ничто не забыто.»

Слово учителя. Ребята, к сегодняшнему уроку я приготовила для вас небольшой видео-ролик, который нашла в видео-архивах. Это ода Ленинграду и ленинградцам «Нам от тебя теперь не оторваться», которую написала Ольга Берггольц, исполняет автор. Произведение было написано в апреле 1942 года . А записано видео в 1963 году.

Видео-ролик «Нам от тебя теперь не оторваться»

5. Группа ребят рассказывает о Юрии Петровиче Воронове.

— Мы хотим рассказать о поэте Юрии Петровиче Воронове

Юрию Воронову было всего двенадцать лет, когда началась Великая Отечественная война. Он — блокадный ребёнок. Книга стихов Ю.Воронова «Блокада» — поэтическое свидетельство, пронзающее сердце.

Во время блокады шестиклассник Юра Воронов становится бойцом аварийно-восстановительной службы. По сигналу воздушной тревоги он не спускался в бомбоубежище, а бросался спасать кого-то из уцелевших под развалинами. В 1943 году он был награждён медалью «За оборону Ленинграда»: «Нам в сорок третьем / выдали медали / и только в сорок пятом — паспорта».

2 года спустя газета «Ленинская смена» опубликует заметку «Забывая об опасности…», рядом с которой на снимке ее герой — раненый, засыпанный осколками стекла черноглазый мальчик — будущий поэт блокады.

А 25 нояб. 1941 семью самого Воронова постигло горе — «черный всплеск» взметнулся над его домом. Мать и бабушку откопали сразу — живыми, а 3-летнего брата и полуторамесячную сестренку — только на 5-й день уже мертвыми. Вместе с отцом, раскапывали завалы руками, — надежды уже не было. Хоронили тоже вдвоем:

«Я забыть / никогда не смогу /

скрип саней / на январском снегу… /

Будто все это / было вчера… /

В белой простыне — / брат и сестра…»

Юрий Воронов вспоминает, что ещё какое-то время работали школы, кто был в силах, приходил. Сидели в пальто и шапках в нетопленном классе, голодные. У всех закопченные лица; электричества не было, в квартирах горели коптилки — баночки с горючей жидкостью, в которые вставлялся маленький фитилек. И у учительницы скапливалась в морщинах черная копоть. Ученики шатались от голода, умирали не только дома, на улице по дороге в школу, а случалось и прямо в классе.

Девчонка руки протянула

И головой — на край стола…

Сначала думали — уснула,

А оказалось — умерла.

Её из школы на носилках

Домой ребята понесли.

В ресницах у подруг слезинки

То исчезали, то росли.

Никто не обронил ни слова.

Лишь хрипло, сквозь метельный сон,

Учитель выдавил, что снова

Занятья — после похорон.

Он занимался в литературной студии, писал стихи, выступал по блокадному радио. А в 1968 году вышла первая книга стихов Воронова «Блокада», а чуть позже — «Память», когда блокадные стихи Воронова были собраны воедино. Это не просто еще один дневник или воспоминание. Это поэтическая история ленинградской блокады, над которой Воронов работал 30 лет.

Я не напрасно беспокоюсь,

Чтоб не забылась та война:

Ведь эта память — наша совесть.

Она, как сила, нам нужна.

6. Группа ребят рассказывает об Анне Андреевне Ахматовой.

— Мы хотим рассказать об известной поэтессе Анне Андреевне Ахматовой.

Анну Ахматову война застала в Ленинграде; здесь она пережила начало блокады, вместе со всеми ленинградцами испытав ужас бомбёжек, обстрелов — ужас смерти.

В конце сентября Ахматова написала стихотворение «Птицы смерти в зените стоят» после страшной бомбёжки.

Птицы смерти в зените стоят.

Кто идет выручать Ленинград?

Не шумите вокруг — он дышит,

Он живой еще, он все слышит:

Как на влажном балтийском дне

Сыновья его стонут во сне,

Как из недр его вопли: «Хлеба!» —

До седьмого доходят неба.

Но безжалостна эта твердь.

И глядит из всех окон — смерть.

В те дни Анна Андреевна, как и все ленинградцы, вносила посильный вклад в укрепление обороны: шила мешки для песка, которыми обкладывались баррикады и памятники на площадях. Она долго отказывалась от эвакуации. Даже больная, истощённая дистрофией, не хотела покидать любимый город. Только повинуясь настойчивой заботе о ней, Ахматова, наконец, эвакуируется самолётом в Ташкент. Но и там мысленно возвращалась она к терпящему беды вражеского окружения героическому народу. И именно в Ташкенте пишет она стихотворение «Мужество».

Мы знаем, что ныне лежит на весах

И что совершается ныне.

Час мужества пробил на наших часах,

И мужество нас не покинет.

Не страшно под пулями мертвыми лечь,

Не горько остаться без крова,-

И мы сохраним тебя, русская речь,

Великое русское слово.

Свободным и чистым тебя пронесем,

И внукам дадим, и от плена спасем

Навеки!

23 февраля 1942 Ташкент

Эти гордые и уверенные слова неоднократно звучали в военные годы в концертных залах и на фронтовых выступлениях.

Известие о снятии блокады застало Ахматову в Ташкенте.

Последнюю и высшую награду —

Свое молчанье — отдаю

Великомученику Ленинграду!

Это была ее первая реакция. Через некоторое время появятся другие строчки:

Так в январской ночи беззвездной,

Сам дивясь небывалой судьбе,

Возвращенный из смертной бездны,

Ленинград салютует себе.

— Сегодня на уроке у нас есть уникальная возможность услышать голос Анны Андреевны Ахматовой.. Послушайте стихотворение «Лениград в марте 1941 года», которое посвящено любимому городу Ленинграду.

Запись стихотворения«Лениград в марте 1941 года»

7. Слово учителя.

— Всё приближало победу – и жизнь, и работа горожан, и мужество на передовых рубежах. Не отставала и поэзия. Стихи военного времени уникальны. Они не просто отражали реальные события, очевидцами которых был автор. Они давали представление об особенностях сознания человека, защищавшего отечество.

-Сегодня у нас на уроке представлена выставка книг, посвященная Блокаде Ленинграда, которую организовали ребята вашего класса. Они, к сожалению, сегодня не выступали, но смогли сделать подборку книг для урока.

-Некоторые из вас нарисовали рисунки, посвящённые Блокаде Ленинграда. ( Беседа о рисунках ребят, проанализировать цвет; какие чувства вызывают сюжеты)

— Сегодня на уроке звучали стихи поэтов, переживших блокаду.

— Какие мысли ( что мы думаем) и чувства (что в сердце) остались у вас о жизни людей в Блокадном Ленинграде? На этот вопрос я попрошу вас ответить письменно (дети отвечают на вопрос на листочках). 8 мин.

Если останется время, то 2-3 ребят можно попросить прочитать отзывы.

8. Заключительное слово учителя.

— Ребята, вы сегодня все хорошо выступали ( читали стихи, приготовили рисунки, выставку). Все ваши отзывы я обязательно прочитаю, оценю, и на следующем уроке мы с вами подведём итог нашей деятельности.

Классный час по теме: Презентация Поэты блокадного Ленинграда.

УТВЕРЖДАЮ

Заведующий отделением  

«Социальная гостиница

для несовершеннолетних»

________________ М. А. Кривицкая

«_____» _______________20    г.     

Санкт-Петербургское  государственное бюджетное учреждение

«Центр социальной помощи семье и детям Петродворцового района Санкт- Петербурга»

Отделение «Социальная гостиница для несовершеннолетних»

Конспект к презентации

« Поэты блокадного Ленинграда»

                                          

   

Цели:

• познакомить с творчеством поэтов писавших, о блокадном Ленинграде;
• продолжить знакомство с периодом 1941-1945 гг. в истории нашей Родины;
• воспитание чувства  патриотизма, гражданского долга;
• воспитание чувства  любви к Родине, чувство гордости за русский народ;

                                                                                                                                                                                                                                                                           

Санкт – Петербург

Прошу всех встать и почтить погибших в годы Великой Отечественной войны 1941 -1945 годов. Вечная память героям!

Звучит финал Седьмой симфонии» д. Шостаковича, посвященной Ленинграду.

Сегодня невероятно трудно представить себе тяготы блокадной жизни. Но все-таки попытайтесь представить хоть на минутку, что в вашем доме всего на сутки отключили отопление, электричество, холодную и горячую воду, нет газа, не работает канализация… Представили? А теперь умножьте все это на 900.

В блокадном Ленинграде просто выжить было подвигом. А надо было бороться и выстоять! Кроме того, многие поэты, художники, актеры и музыканты, несмотря на суровый быт, погодные условия, голод и болезни, еще и творили, а рядовые ленинградцы ходили на концерты, слушали радио и читали книги, пока не сожгли их для растопки печей.

В годы Великой Отечественной войны, оставаясь в Ленинграде, Анна Ахматова находилась по-прежнему в состоянии вдохновения и творческого подъема. По её словам, стихи шли сплошным потоком, «наступая на пятки друг другу, торопясь и задыхаясь». Ахматова продолжала писать, и писать удивительно хорошо, несмотря на то, что ее судьба в это время складывалась тяжело – вторично арестован сын, все старания и хлопоты по его освобождению ни к чему не приводили.

Ахматова видела первые жестокие удары, наносимые воспетому ею городу. Так, в июле 1941 года появляется знаменитая «Клятва»:

И та, что сегодня прощается с милым, –

Пусть боль свою в силу она переплавит.

Мы детям клянемся, клянемся могилам,

Что нас покориться никто не заставит!

Эта хрупкая женщина, тяжело больная, голодая, писала необыкновенно сильные стихи: полные трагизма и чувства сострадания, любви и скорби. В годы войны была написана, пожалуй, лучшая ее поэма – «Реквием». «Заходил к Ахматовой – вспоминает о встрече с ней в августе 1941 года Павел Лукницкий. – Она лежала – болеет. Встретила меня очень приветливо, настроение у нее хорошее, с видимым удовольствием сказала, что приглашена выступать на радио. Она – патриотка, и сознание, что она сейчас душой вместе со всеми, видимо, очень ободряет ее».

В феврале 1942 года было написано стихотворение Анной Ахматовой «Мужество», летописью трагического блокадного быта стала поэма Веры Инбер «Пулковский меридиан».

О подвиге ленинградских детей сказал от их имени Юрий Воронов (Книга «Блокада»):

  «Нам в сорок третьем выдали медали

              И только в сорок пятом — паспорта».

Потрясли слушателей «Баллада о черством куске» Владимира Лифшица  и «Зеркало» Вадима Шефнера.

По безлюдным проспектам

Оглушительно звонко

Громыхала на дьявольской смеси трехтонка.

Леденистый брезент покрывал ее кузов —

Драгоценные тонны замечательных грузов.

Молчаливый водитель, примерзший к баранке,

Вез на фронт концентраты, хлеба вез он буханки,

Вез он сало и масло, вез консервы и водку.

И махорку он вез, проклиная погодку.

Рядом с ним лейтенант прятал нос в рукавицу.

Был он худ. Был похож на голодную птицу.

И казалось ему, что водителя нету,

Что забрел грузовик на другую планету.

Вдруг навстречу лучам —

Синим, трепетным фарам-

Дом из мрака шагнул, покорежен пожаром.

А сквозь эти лучи снег летел, как сквозь сито,

Снег летел как мука — Плавно, медленно сыто…

— Стоп! — сказал лейтенант.

— Погодите, водитель.

Я, — сказал лейтенант, — здешний все-таки житель.

— И шофер осадил перед домом машину,

И пронзительный ветер ворвался в кабину.

И вбежал лейтенант по знакомым ступеням.

И вошел. И сынишка прижался к коленям.

Воробьиные ребрышки…. Бледные губки…

Старичок семилетний в потрепанной шубке….

— Как живешь, мальчуган?

Отвечай без обмана!…

И достал лейтенант свой паек из кармана.

Хлеба черствый кусок дал он сыну:

— Пожуй- ка, — и шагнул он туда, где дымила «буржуйка».

Там — поверх одеяла распухшие руки,

Там жену он увидел после долгой разлуки.

Там, боясь разрыдаться, взял за бедные плечи

И в глаза заглянул, что мерцали, как свечи.

Но не знал лейтенант семилетнего сына.

Был мальчишка в отца — настоящий мужчина!

И, когда замигал догоревший огарок,

Маме в руку вложил он отцовский подарок.

А когда лейтенант вновь садился в трехтонку:

— Приезжай!- закричал ему мальчик вдогонку.

И опять сквозь лучи снег летел, как сквозь сито,

Он летел, как мука — плавно, медленно, сыто…

Грузовик отмахал уже многие версты.

Освещали ракеты неба черного купол.

Тот же самый кусок — ненадкушенный, Черствый —

Лейтенант в том же самом кармане нащупал.

Потому что жена не могла быть иною

И кусок этот снова ему положила.

Потому что была настоящей женою.

Потому что ждала. Потому что любила.

Грузовик по местам проносился горбатым,

И внимал лейтенант орудийным раскатам,

И ворчал, что глаза снегом застит слепящим,

Потому что солдатом он был настоящим.        

                                                  ( В. Лифшиц «Баллада о черством куске»)

Зеркало     Вадим Шефнер.

Как бы ударом страшного тарана

Здесь половина дома снесена

И в облаках морозного тумана

Обугленная высится стена.

Еще обои порванные помнят

О прежней жизни, мирной и простой,

Но двери всех обрушившихся комнат,

Раскрытые, висят над пустотой.

И пусть я все забуду остальное —

Мне не забыть, как, на ветру дрожа,

Висит над бездной зеркало стенное

На высоте шестого этажа.

Оно каким-то чудом не разбилось.

Убиты люди, стены сметены —

Оно висит, судьбы слепая милость,

Над пропастью печали и войны.

Свидетель довоенного уюта,

На сыростью изъеденной стене

Тепло дыханья и улыбку чью-то

Оно хранит в стеклянной глубине.

Куда ж она, неведомая, делась,

И по дорогам странствует каким

Та девушка, что в глубь его гляделась

И косы заплетала перед ним?

Быть может, это зеркало видало

Ее последний миг, когда ее

Хаос обломков камня и металла,

Обрушась вниз, швырнул в небытие.

Теперь в него и день и ночь глядится

Лицо ожесточенное войны.

В нем орудийных выстрелов зарницы

И зарева тревожные видны.

Его теперь ночная душит сырость,

Слепят пожары дымом и огнем.

Но все пройдет.

И что бы ни случилось —

Враг никогда не отразится в нем!

Не зря в стекле тускнеющем и зыбком

Таится жизнь.

Не зря висит оно:

Еще цветам и радостным улыбкам

Не раз в нем отразиться суждено!         1942

Стихи, написанные в 1941-1944 годах поэтами, жившими в блокадном Ленинграде и фронтовиками, защищавшими город, произведения Анны Ахматовой, Ольги Берггольц, Михаила Дудина, Бориса Пастернака, Вадима Шефнера и других авторов,  —  это не просто стихи, а «исторические документы ленинградской эпопеи». «Стихи, рожденные в блокадном Ленинграде или на Ленинградском фронте, звучали по радио, читались в окопах, на кораблях Балтики, в госпиталях.

БЕРГГОЛЬЦ Ольга Федоровна (1910-1975)

Ольга Берггольц — прижизненная легенда. Ее называли и называют «музой блокадного города», «Мадонной блокады» и просто «нашей Олей»… Ее трагический голос обрел силу в осажденном Ленинграде. «Писать честно, о том именно, что чувствуешь, о том именно, что думаешь, — это стало и есть для меня заветом», — сказала Берггольц в начале своего творческого пути и осталась верна себе до конца.

Русская советская поэтесса О.Ф. Берггольц родилась 3 (16) мая 1910 года в Санкт-Петербурге, на старой питерской окраине — Невской заставе, в семье заводского врача. Там же, на рабочей окраине Петербурга, прошло ее детство. Учась в трудовой школе, она уже писала стихи. Ее первые стихи были опубликованы уже в 1924 году, в заводской стенгазете.

Уже в июне 1941 года она пишет стихи о Родине:

Мы предчувствовали полыханье

этого трагического дня.

Он пришел. Вот жизнь моя, дыханье.

Родина! Возьми их у меня!

…

Он настал, наш час, и что он значит —

только нам с Тобою знать дано.

Я люблю Тебя — я не могу иначе,

я и Ты по-прежнему — одно.

В 1941 году направили Ольгу в распоряжение литературно-драматической редакции ленинградского радио. Спустя самое недолгое время тихий голос Ольги Берггольц стал голосом долгожданного друга в застывших и темных блокадных ленинградских домах, стал голосом самого Ленинграда.  Ольга Берггольц в одночасье вдруг стала поэтом, олицетворяющим стойкость Ленинграда».

Уже 8 сентября Ленинград был блокирован. Из черных «тарелок» радио звучали патриотические песни, летели в эфир призывы, обращения. Активная пропаганда дикторов оправдала себя. Город не поддался панике. Народ верил в то, что фашисты будут с позором отброшены от стен Ленинграда. Голос Ольги Берггольц источал небывалую энергию. Она делала репортажи с фронта, читала их по радио. Ее голос звенел в эфире три с лишним года, почти ежедневно обращаясь к героическому городу. Ее голос знали, ее выступления ждали. Ее слова, ее стихи входили в замерзшие, мертвые дома, вселяли надежду, и Жизнь продолжала теплиться.

…Я буду сегодня с тобой говорить,

товарищ и друг мой ленинградец,

о свете, который над нами горит,

о нашей последней отраде.

Товарищ, нам горькие выпали дни,

грозят небывалые беды,

но мы не забыты с тобой, не одни, —

и это уже победа.

Смотри — материнской тоской полна,

за дымной грядой осады,

не сводит очей воспаленных страна

с защитников Ленинграда.

Так некогда, друга отправив в поход,

на подвиг тяжелый и славный,

рыдая, глядела века напролет

со стен городских Ярославна.

Молила, чтоб ветер хоть голос домчал

до друга сквозь дебри и выси…

А письма летят к Ленинграду сейчас,

как в песне, десятками тысяч.

Сквозь пламя и ветер летят и летят,

их строки размыты слезами.

На ста языках об одном говорят:

«Мы с вами, товарищи, с вами!»

А сколько посылок приходит с утра

сюда, в ленинградские части!

Как пахнут и варежки, и свитера

забытым покоем и счастьем…

И нам самолеты послала страна, —

да будем еще неустанней! —

их мерная, гулкая песня слышна,

и видно их крыльев блистанье.

Товарищ, прислушайся, встань, улыбнись

и с вызовом миру поведай:

— За город сражаемся мы не одни, —

и это уже победа.

Спасибо. Спасибо, родная страна,

за помощь любовью и силой.

Спасибо за письма, за крылья для нас,

за варежки тоже спасибо.

Спасибо тебе за тревогу твою —

она нам дороже награды.

О ней не забудут в осаде, в бою

защитники Ленинграда.

Мы знаем — нам горькие выпали дни,

грозят небывалые беды.

Но Родина с нами, и мы не одни,

и нашею будет победа.                         16 октября 1941

Можно было подумать, что с горожанами беседует человек, полный сил и здоровья, но Ольга Федоровна существовала на таком же голодном пайке, как и все горожане. В ноябре 1941 года ее с тяжело больным мужем должны были эвакуировать из блокадного Ленинграда, но Николай Степанович Молчанов умер от голода, и Ольга Федоровна осталась в городе. В блокадном 1942-м она создала свои лучшие поэмы, посвященные защитникам Ленинграда: знаменитый «Февральский дневник» и «Ленинградскую поэму». Это была удивительной стойкости женщина. Она не только решила остаться в блокадном городе, она делала все, чтобы поддерживать ленинградцев, не давая пасть духом:

В бомбоубежище, в подвале,

нагие лампочки горят…

Быть может, нас сейчас завалит,

Кругом о бомбах говорят…

…Я никогда с такою силой,

как в эту осень, не жила.

Я никогда такой красивой,

такой влюбленной не была.

Ольга Берггольц была внесена немцами в список лиц, подлежащих после взятия города немедленному уничтожению. Но город выстоял. Вера в победу никогда не умирала в сердцах детей и взрослых.

И вот 18 января 1943 года у микрофона — Ольга Берггольц: «Ленинградцы! Дорогие соратники, друзья! Блокада прорвана! Мы давно ждали этого дня, мы всегда верили, что он будет… Ленинград начал расплату за свои муки. Мы знаем — нам ещё многое надо пережить, много выдержать. Мы выдержим всё. Мы — ленинградцы. Уж теперь-то выдержим, теперь-то мы хорошо почувствовали свою силу.

Да здравствует суровый и спокойный,

Глядевший смерти в самое лицо,

Удушливое вынесший кольцо,

Как человек, как труженик, как воин!

Сестра моя, товарищ, друг и брат, —

Ведь это мы, крещенные блокадой,

Нас вместе называют — Ленинград,

И шар земной гордится Ленинградом.

В годы Великой Отечественной войны Берггольц, оставаясь в родном городе все 900 дней блокады, работала на Ленинградском радио. Часто, обессиленная от голода, она ночевала в студии, но никогда не теряла силы духа, поддерживая свои обращения к ленинградцам доверительными и мужественными стихами.

О.Ф. Берггольц была награждена орденом Ленина, орденом Трудового Красного Знамени и медалями. Именем Ольги Берггольц названа улица в Невском районе Санкт-Петербурга. На улице Рубинштейна, 7, где она жила, открыта мемориальная доска. Ещё один бронзовый барельеф её памяти установлен при входе в Дом Радио.

Строки О.Берггольц высечены на гранитной стеле Пискаревского мемориального кладбища: «Никто не забыт, ничто не забыто».

Умерла Берггольц в Ленинграде 13 ноября 1975 года. Несмотря на прижизненную просьбу писательницы похоронить ее на Пискаревском кладбище, «глава» города Г.Романов отказал, и писательница была похоронена на Литераторских мостках Волковского кладбища.

Педагог  — Сегодня звучали стихи поэтов, переживших блокаду.

                — Какие чувства и впечатления у вас остались?

Заполните «корзину чувств». Напишите снова, что вы испытываете, когда слышите слова война? Как изменились ваши чувства о войне после нашего разговора (общения)?

Стихи о блокаде Ленинграда | ANTRIO.RU

***

Майя Румянцева — Баллада о седых

Говорят, нынче в моде седые волосы,
И «седеет» безумно молодость.
И девчонка лет двадцати
Может гордо седою пройти.
Но какому кощунству в угоду,
И кому это ставить в вину.
Как нельзя вводить горе в моду,
Так нельзя вводить седину.

Память, стой, замри! Это надо.
То из жизни моей — не из книжки…
Из блокадного Ленинграда
Привезли седого мальчишку.
Я смотрела на чуб с перламутром
И в глаза его очень взрослые.
Среди нас он был самым мудрым,
Поседевший от горя подросток.

А ещё я помню солдата.
Он был контужен взрывом гранаты.
И оглох… И навек онемел…
Вот тогда, говорят, поседел.
О, седая и мудрая старость.
О, седины неравных боёв.
Сколько людям седин досталось
От неотданных городов.
А от тех, что пришлось отдать —
Поседевших не сосчитать.

Говорят, нынче в моде седИны…
Нет, не мода была тогда:
В городах седые дымины,
И седая в селе лебеда.
И седые бабы-вдовицы,
И глаза, седые от слёз,
И от пепла седые лица
Над холмом поседевших берёз.

Пусть сейчас не война… Не война…
Но от горя растёт седина.
… Эх ты, модница, злая молодость.
Над улыбкой седая прядь…
Это даже похоже на подлость…
За полтинник седою стать.
… Я не против дерзости в моде,
Я за то, чтобы модною слыть.
Но седины, как славу, как орден
Надо, выстрадав, заслужить!…

***

Ольга Берггольц — Блокадная ласточка

Весной сорок второго года
множество ленинградцев
носило на груди жетон —
ласточку с письмом в клюве.

Сквозь года, и радость, и невзгоды
вечно будет мне сиять одна —
та весна сорок второго года,
в осажденном городе весна.

Маленькую ласточку из жести
я носила на груди сама.
Это было знаком доброй вести,
это означало: «Жду письма».

Этот знак придумала блокада.
Знали мы, что только самолет,
только птица к нам, до Ленинграда,
с милой-милой родины дойдет.

…Сколько писем с той поры мне было.
Отчего же кажется самой,
что доныне я не получила
самое желанное письмо?!

Чтобы к жизни, вставшей за словами,
к правде, влитой в каждую строку,
совестью припасть бы, как устами
в раскаленный полдень — к роднику.

Кто не написал его? Не выслал?
Счастье ли? Победа ли? Беда?
Или друг, который не отыскан
и не узнан мною навсегда?

Или где-нибудь доныне бродит
то письмо, желанное, как свет?
Ищет адрес мой и не находит
и, томясь, тоскует: где ж ответ?

Или близок день, и непременно
в час большой душевной тишины
я приму неслыханной, нетленной
весть, идущую еще с войны…

О, найди меня, гори со мною,
ты, давно обещанная мне
всем, что было,- даже той смешною
ласточкой, в осаде, на войне…

***

Вера Инбер — Трамвай идет на фронт

Холодный, цвета стали,
Суровый горизонт —
Трамвай идёт к заставе,
Трамвай идёт на фронт.
Фанера вместо стекол,
Но это ничего,
И граждане потоком
Вливаются в него.
Немолодой рабочий —
Он едет на завод,
Который дни и ночи
Оружие кует.
Старушку убаюкал
Ритмичный шум колес:
Она танкисту-внуку
Достала папирос.
Беседуя с сестрою
И полковым врачом,
Дружинницы — их трое —
Сидят к плечу плечом.
У пояса граната,
У пояса наган,
Высокий, бородатый —
Похоже, партизан,
Пришел помыться в баньке,
Побыть с семьей своей,
Принес сынишке Саньке
Немецкий шлем-трофей —
И снова в путь-дорогу,
В дремучие снега,
Выслеживать берлогу
Жестокого врага,
Огнем своей винтовки
Вести фашистам счет…
Мелькают остановки,
Трамвай на фронт идет.
Везут домохозяйки
Нещедрый свой паек,
Грудной ребенок — в байке
Откинут уголок —
Глядит (ему все ново).
Гляди, не забывай
Крещенья боевого,—
На фронт идет трамвай.
Дитя! Твоя квартира
В обломках. Ты — в бою
За обновленье мира,
За будущность твою.

***

Ольга Берггольц — Я говорю

Я говорю: нас, граждан Ленинграда,
не поколеблет грохот канонад,
и если завтра будут баррикады-
мы не покинем наших баррикад…
И женщины с бойцами встанут рядом,
и дети нам патроны поднесут,
и надо всеми нами зацветут
старинные знамена Петрограда.

***

Николай Тихонов — Ленинград

Петровой волей сотворен
И светом ленинским означен —
В труды по горло погружен,
Он жил — и жить не мог иначе.

Он сердцем помнил: береги
Вот эти мирные границы,-
Не раз, как волны, шли враги,
Чтоб о гранит его разбиться.

Исчезнуть пенным вихрем брызг,
Бесследно кануть в бездне черной
А он стоял, большой, как жизнь,
Ни с кем не схожий, неповторный!

И под фашистских пушек вой
Таким, каким его мы знаем,
Он принял бой, как часовой,
Чей пост вовеки несменяем!

***

Надежда Радченко — Блокада

Чёрное дуло блокадной ночи…
Холодно,
холодно,
холодно очень…
Вставлена вместо стекла
картонка…
Вместо соседнего дома –
воронка…
Поздно.
А мамы всё нет отчего-то…
Еле живая ушла на работу…
Есть очень хочется…
Страшно…
Темно…
Умер братишка мой…
Утром…
Давно…
Вышла вода…
Не дойти до реки…
Очень устал…
Сил уже никаких…
Ниточка жизни натянута тонко…
А на столе –
на отца похоронка…

***

Ольга Берггольц — Разговор с соседкой

Дарья Власьевна, соседка по квартире,
сядем, побеседуем вдвоем.
Знаешь, будем говорить о мире,
о желанном мире, о своем.

Вот мы прожили почти полгода,
полтораста суток длится бой.
Тяжелы страдания народа —
наши, Дарья Власьевна, с тобой.

О, ночное воющее небо,
дрожь земли, обвал невдалеке,
бедный ленинградский ломтик хлеба —
он почти не весит на руке…

Для того чтоб жить в кольце блокады,
ежедневно смертный слышать свист —
сколько силы нам, соседка, надо,
сколько ненависти и любви…

Столько, что минутами в смятенье
ты сама себя не узнаешь:
«Вынесу ли? Хватит ли терпенья?
— «Вынесешь. Дотерпишь. Доживешь».

Дарья Власьевна, еще немного,
день придет — над нашей головой
пролетит последняя тревога
и последний прозвучит отбой.

И какой далекой, давней-давней
нам с тобой покажется война
в миг, когда толкнем рукою ставни,
сдернем шторы черные с окна.

Пусть жилище светится и дышит,
полнится покоем и весной…
Плачьте тише, смейтесь тише, тише,
будем наслаждаться тишиной.

Будем свежий хлеб ломать руками,
темно-золотистый и ржаной.
Медленными, крупными глотками
будем пить румяное вино.

А тебе — да ведь тебе ж поставят
памятник на площади большой.
Нержавеющей, бессмертной сталью
облик твой запечатлят простой.

Вот такой же: исхудавшей, смелой,
в наскоро повязанном платке,
вот такой, когда под артобстрелом
ты идешь с кошелкою в руке.

Дарья Власьевна, твоею силой
будет вся земля обновлена.
Этой силе имя есть — Россия
Стой же и мужайся, как она!

***

Николай Добронравов — Голос Родины, голос России

Голос Родины, голос России
Были годы горя и утрат,
Был в кольце блокады Ленинград…
Голос Родины, голос России
Над землею гремел, как набат.

Я слышал твой голос, Родина,
Под обстрелом, в окопах, в огне:
«Не забывай о пройденном,
Помни о завтрашнем дне!»
Я слышал твой голос сквозь тучи…
Шла усталая рота вперёд…
Солдат становится бесстрашным и могучим,
Когда его Россия позовёт.

Наш народ – мыслитель и поэт.
Ярче звёзд открытий наших свет…
Голос Родины, голос России –
В чётких ритмах стихов и ракет.

Я слышу твой голос, Родина,
Он как свет, он как солнце в окне:
«Не забывай о пройденном,
Думай о завтрашнем дне!»
Мы слышим твой голос певучий,
Он нас всех за собою ведёт,
И ты становишься бесстрашным и могучим,
Когда тебя Россия позовёт.

Алым звёздам верит шар земной,
Мы всегда за правду примем бой.
Голос Родины, голос России –
Это Ленина голос живой.

Я слышу твой голос, Родина,
Он звучит, он пылает во мне:
«Не забывай о пройденном,
Помни о завтрашнем дне!»
Пусть наша дорога все круче,
Мы сквозь грозы уходим в полёт –
Народ становится бесстрашным и могучим,
Когда его Отчизна позовёт!

***

Владимир Высоцкий — Ленинградская блокада

Я вырос в Ленинградскую блокаду,
Но я тогда не пил и не гулял,
Я видел, как горят огнём Бадаевские склады,
В очередях за хлебушком стоял.

Граждане смелые,
А что ж тогда вы делали,
Когда наш город счёт не вёл смертям?
Ели хлеб с икоркою?
А я считал махоркою
Окурок с-под платформы чёрт-те с чем напополам.

От стужи даже птицы не летали,
А вору было нечего украсть,
Родителей моих в ту зиму ангелы прибрали,
А я боялся — только б не упасть!

Было здесь до фига
Голодных и дистрофиков —
Все голодали, даже прокурор.
А вы в эвакуации
Читали информации
И слушали по радио «От Совинформбюро».

Блокада затянулась, даже слишком…
Но наш народ врагов своих разбил!
И можно жить как у Христа за пазухой под мышкой,
Но только вот мешает бригадмил.

Я скажу вам ласково,
Граждане с повязками:
В душу ко мне лапами не лезь!
Про жизню вашу личную
И непатриотичную
Знают уже «органы» и ВЦСПС!

***

Анна Ахматова — Птицы смерти в зените стоят

Птицы смерти в зените стоят.
Кто идет выручать Ленинград?

Не шумите вокруг — он дышит,
Он живой еще, он все слышит:

Как на влажном балтийском дне
Сыновья его стонут во сне,

Как из недр его вопли: «Хлеба!»
До седьмого доходят неба…

Но безжалостна эта твердь.
И глядит из всех окон — смерть.

И стоит везде на часах
И уйти не пускает страх.

***

Вячеслав Кузнецов — У монумента Разорванное кольцо

Не просто павшим —
нет,
а с думой о грядущем
воздвигнут монумент
и ныне всем живущим.

Та слава на века
принадлежит отчизне.
Да, нет черновика —
и не было! —
у жизни.

Все подлинно,
все так.
Стояли насмерть грудью
в кольце,
в дыму атак…
Такие были люди.

…Разорвано кольцо,
и в огненной метели
они в те дни
лицо
Победы разглядели.

***

Елена Вечтомова — Дети

Все это называется – блокада.
И детский плач в разломанном гнезде…
Детей не надо в городе, не надо,
Ведь родина согреет их везде.

Детей не надо в городе военном,
Боец не должен сберегать паек,
Нести домой. Не смеет неизменно
Его преследовать ребячий голосок.

И в свисте пуль, и в завыванье бомбы
Нельзя нам слышать детских ножек бег.
Бомбоубежищ катакомбы
Не детям бы запоминать навек.

Они вернутся в дом. Их страх не нужен.
Мы защитим, мы сбережем их дом.
Мать будет матерью. И муж вернется мужем.
И дети будут здесь. Но не сейчас. Потом.

***

Александр Прокофьев — А рядом были плиты Ленинграда

Война с блокадой чёрной жили рядом,
Земля была от взрывов горяча.
На Марсовом тогда копали гряды,
Осколки шли на них, как саранча!

На них садили стебельки картошки,
Капусту, лук на две иль три гряды —
От всех печалей наших понемножку,
От всей тоски, нахлынувшей беды!

Без умолку гремела канонада,
Влетали вспышки молнией в глаза,
А рядом были плиты Ленинграда,
На них темнели буквы,
Как гроза!

***

Елена Вечтомова — Всё будет

Всё будет, всё. И город без зениток,
И ленинградцы вновь забудут о луне.
Зажжётся свет в твоём окне открытом,
И уезжать не нужно будет мне.

Но только здесь, в укрытье, у орудий,
Военный ветер мне покой несёт.
И только здесь, вздыхая всею грудью,
Я понимаю: будет, будет всё!

***

Наталья Крандиевская-Толстая — Гроза над Ленинградом

Гром, старый гром обыкновенный
Над городом загрохотал.
— Кустарщина! — сказал военный,
Махнул рукой и зашагал.

И даже дети не смутились
Блеснувших молний бирюзой.
Они под дождиком резвились,
Забыв, что некогда крестились
Их деды под такой грозой.

И празднично деревья мокли
В купели древнего Ильи,
Но вдруг завыл истошным воплем
Сигнал тревоги, и вдали

Зенитка рявкнула овчаркой,
Снаряд по тучам полыхнул,
Так неожиданно, так жарко
Обрушив треск, огонь и гул.

— Вот это посерьезней дело! —
Сказал прохожий на ходу,
И все вокруг оцепенело,
Почуя в воздухе беду.

В подвалах схоронились дети,
Недетский ужас затая.
На молнии глядела я…
Кого грозой на этом свете
Пугаешь ты, пророк Илья?

***

Сергей Давыдов — Осень на Пискаревском

Проливная пора в зените,
дачный лес
почернел и гол.
Стынет памятник.
На граните
горевые слова Берггольц.
По аллеям листва бегом…
Память в камне,
печаль в металле,
машет вечным крылом огонь…

Ленинградец душой и родом,
болен я Сорок первым годом.
Пискаревка во мне живет.
Здесь лежит половина города
и не знает, что дождь идет.

Память к ним пролегла сквозная,
словно просека
через жизнь.
Больше всех на свете,
я знаю,
город мой ненавидел фашизм.

Наши матери,
наши дети
превратились в эти холмы.
Больше всех,
больше всех на свете
мы фашизм ненавидим,
мы!

Ленинградец душой и родом,
болен я Сорок первым годом.
Пискаревка во мене живет.
Здесь лежит половина города
и не знает, что дождь идет…

***

Юрий Воронов — Сотый день

Вместо супа — бурда из столярного клея,
Вместо чая — заварка сосновой хвои.
Это б всё ничего, только руки немеют,
Только ноги становятся вдруг не твои.

Только сердце внезапно сожмётся, как ёжик,
И глухие удары пойдут невпопад…
Сердце! Надо стучать, если даже не можешь.
Не смолкай! Ведь на наших сердцах — Ленинград.

Бейся, сердце! Стучи, несмотря на усталость,
Слышишь: город клянётся, что враг не пройдёт!
…Сотый день догорал. Как потом оказалось,
Впереди оставалось ещё восемьсот.

***

Юрий Воронов — Облака

Наш хлебный суточный паёк
Ладонь и ту не закрывает.
И человек, который слёг,
Теперь — всё чаще — умирает.

И потому что нету сил,
А над землёю вьюга стонет,
Мы мёртвых, чтоб не рыть могил,
В траншеях городских хороним.

Бушует голод. И пока
Не разорвать кольца блокады.
И от пожаров облака —
Красны, проплыв над Ленинградом.

От них пылает небосклон.
И враг, увидя их, в смятенье:
В них — боль, и гнев, и дрожь знамён
Перед началом наступленья.

***

Александр Гитович — Ленинград

Весна идет, и ночь идет к рассвету.
Мы всё теперь узнали на века:
И цену хлеба — если хлеба нету,
И цену жизни — если смерть близка.

И деревень обугленные трубы,
И мирный луг, где выжжена трава,
И схватки рукопашные, и трупы
В снегах противотанкового рва.

Но так владело мужество сердцами,
Что стало ясно: Он не будет взят.
Пусть дни бегут, и санки с мертвецами
В недобрый час по Невскому скользят.

Людское горе — кто его измерит
Под бомбами, среди полночной тьмы?
И многие, наверно, не поверят,
Что было так, как рассказали мы.

Но Ленинград стоит, к победе кличет,
И все слова бессильны и пусты,
Чтобы потомкам передать величье
Его непобедимой красоты.

И люди шли, чтоб за него сражаться…
Тот, кто не трус, кто честен был и смел,—
Уже бессмертен. Слава Ленинградцам!
Честь — их девиз. Бессмертье — их удел.

***

Ольга Берггольц — Моя медаль

…Осада длится, тяжкая осада,
невиданная ни в одной войне.
Медаль за оборону Ленинграда
сегодня Родина вручает мне.

Не ради славы, почестей, награды
я здесь жила и всё могла снести:
медаль «За оборону Ленинграда»
со мной, как память моего пути.

Ревнивая, безжалостная память!
И если вдруг согнёт меня печаль, –
я до тебя тогда коснусь руками,
медаль моя, солдатская медаль.

Я вспомню всё и выпрямлюсь, как надо,
чтоб стать ещё упрямей и сильней…
Взывай же чаще к памяти моей,
медаль «За оборону Ленинграда».

…Война ещё идёт, ещё – осада.
И, как оружье новое в войне,
сегодня Родина вручила мне
медаль «За оборону Ленинграда».

***

Анатолий Молчанов — Я не был на фронте, но знаю

Я не был на фронте, но знаю
Как пули над ухом свистят,
Когда диверсанты стреляют
В следящих за ними ребят,
Как пули рвут детское тело
И кровь алым гейзером бьёт…
Забыть бы всё это хотелось,
Да ноющий шрам не даёт.

Я не был на фронте, но знаю
Сгоревшей взрывчатки угар.
Мы с Юркой бежали к трамваю,
Вдруг свист и слепящий удар…
Оглохший, в дымящейся куртке,
Разбивший лицо о панель,
Я всё же был жив, а от Юрки
Остался лишь только портфель.

Я не был на фронте, но знаю
Тяжелый грунт братских могил.
Он, павших друзей накрывая,
И наши сердца придавил.
Как стонет земля ледяная,
Когда аммонала заряд
могилы готовит, я знаю,
Мы знаем с тобой, Ленинград.

***

Михаил Дудин — Блокада Ленинграда

..Весь Ленинград, как на ладони,
С Горы Вороньей виден был.
И немец бил
С Горы Вороньей.
Из дальнобойной «берты» бил.

Прислуга
В землю «берту» врыла,
Между корней,
Между камней.

И, поворачивая рыло,
Отсюда «берта» била.
Била
Все девятьсот блокадных дней…

***

Галина Гампер — На открытие памятника защитникам Ленинграда

Герои-солдаты, герои-солдатки,
Вы насмерть стояли у Средней Рогатки.
У Средней Рогатки. Ни шагу назад.
Вам в спину морозно дышал Ленинград.
Морозно, могильно и непобежденно.
Он каждому здесь доверял поименно.
О, светлая память, седая печаль!
О, женские руки, варившие сталь!
И детское плечико — тоже подмога.
Как смотрит минувшее — гордо и строго.
Герои, врага обратившие вспять.
Склонитесь, знамена, и взвейтесь опять.
Склонитесь и взвейтесь над городом славы,
С Московской заставы до Невской заставы,
Багровым пунктиром кольцо описав.
Сердца ленинградцев — особенный сплав.
Мы правы, мы живы, и солнце в зените,
И павшие — рядом в суровом граните.

***

Юрий Воронов — 31 декабря 1941 года

По Ленинграду смерть метет,
Она теперь везде,
Как ветер.
Мы не встречаем Новый год –
Он в Ленинграде незаметен.
Дома –
Без света и тепла,
И без конца пожары рядом.
Враг зажигалками дотла
Спалил
Бадаевские склады.
И мы
Бадаевской землей
Теперь сластим пустую воду.
Земля с золой,
Земля с золой –
Наследье
Прожитого года.
Блокадным бедам нет границ:
Мы глохнем
Под снарядным гулом,
От наших довоенных лиц
Остались
Лишь глаза и скулы.
И мы
Обходим зеркала,
Чтобы себя не испугаться…
Не новогодние дела
У осажденных ленинградцев…
Здесь
Даже спички лишней нет.
И мы,
Коптилки зажигая,
Как люди первобытных лет
Огонь
Из камня высекаем.
И тихой тенью
Смерть сейчас
Ползет за каждым человеком.
И все же
В городе у нас
Не будет
Каменного века!
Кто сможет,
Завтра вновь пойдет
Под вой метели
На заводы.
… Мы
не встречаем Новый год,
Но утром скажем:
С Новым годом!

***

Юрий Воронов — Опять война, опять блокада

Опять война,
Опять блокада, —
А может, нам о них забыть?

Я слышу иногда:
«Не надо,
Не надо раны бередить.
Ведь это правда, что устали
Мы от рассказов о войне.
И о блокаде пролистали
Стихов достаточно вполне».

И может показаться:
Правы
И убедительны слова.
Но даже если это правда,
Такая правда
Не права!

Я не напрасно беспокоюсь,
Чтоб не забылась та война:
Ведь эта память — наша совесть.
Она, как сила, нам нужна.

***

Елена Вечтомова — 18 января 1943 года

Блокада прорвана! В четыре утра – стук в дверь, Илья Груздев: «Нас зовут на радио». В шинели, без кителя бросилась на улицу. Догнал Борис Четвериков. Патруль проверяет документы и поздравляет. В студии бледные радостные лица. Целуемся с Олей Берггольц, Борей Лихаревым, Яшей Бабушкиным… Надо делать что-то для тебя самое естественное, – у микрофона написала двенадцать строчек.
(Из дневника Елены Вечтомовой)

Друг, товарищ, там, за Ленинградом,
Ты мой голос слышал за кольцом,
Дай мне руку! Прорвана блокада.
Сердце к сердцу – посмотри в лицо.

Кровь друзей, взывавшая к отмщенью,
На полотнах полковых знамен.
На века убийцам нет прощенья.
Прорвана блокада. Мы идем!

Мы сегодня снова наступаем,
Никогда не повернем назад…
Мой сынишка ленинградец спит, не зная,
Как сегодня счастлив Ленинград.

***

Алексей Фатьянов — Мой Ленинград

Над Россиею
Небо синее,
Небо синее над Невой,
В целом мире нет,
Нет красивее
Ленинграда моего.

Нам всё помнится: в ночи зимние
Над Россией, над родимою страной,
Весь израненный, в снежном инее
Гордо высился печальный город мой.

Славы города, где сражались мы,
Никому ты, как винтовки, не отдашь.
Вместе с солнышком пробуждается
Наша песня, наша слава, город наш!

***

Ольга Берггольц — Ленинградская поэма
I

Я как рубеж запомню вечер:
декабрь, безогненная мгла,
я хлеб в руке домой несла,
и вдруг соседка мне навстречу.
— Сменяй на платье,— говорит,—
менять не хочешь — дай по дружбе.
Десятый день, как дочь лежит.
Не хороню. Ей гробик нужен.
Его за хлеб сколотят нам.
Отдай. Ведь ты сама рожала…—
И я сказала: — Не отдам.—
И бедный ломоть крепче сжала.
— Отдай,— она просила,— ты
сама ребенка хоронила.
Я принесла тогда цветы,
чтоб ты украсила могилу.—
…Как будто на краю земли,
одни, во мгле, в жестокой схватке,
две женщины, мы рядом шли,
две матери, две ленинградки.
И, одержимая, она
молила долго, горько, робко.
И сил хватило у меня
не уступить мой хлеб на гробик.
И сил хватило — привести
ее к себе, шепнув угрюмо:
— На, съешь кусочек, съешь… прости!
Мне для живых не жаль — не думай.—
…Прожив декабрь, январь, февраль,
я повторяю с дрожью счастья:
мне ничего живым не жаль —
ни слез, ни радости, ни страсти.
Перед лицом твоим, Война,
я поднимаю клятву эту,
как вечной жизни эстафету,
что мне друзьями вручена.
Их множество — друзей моих,
друзей родного Ленинграда.
О, мы задохлись бы без них
в мучительном кольце блокады.

II

. . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . .

III

О да — иначе не могли
ни те бойцы, ни те шоферы,
когда грузовики вели
по озеру в голодный город.
Холодный ровный свет луны,
снега сияют исступленно,
и со стеклянной вышины
врагу отчетливо видны
внизу идущие колонны.
И воет, воет небосвод,
и свищет воздух, и скрежещет,
под бомбами ломаясь, лед,
и озеро в воронки плещет.
Но вражеской бомбежки хуже,
еще мучительней и злей —
сорокаградусная стужа,
владычащая на земле.
Казалось — солнце не взойдет.
Навеки ночь в застывших звездах,
навеки лунный снег, и лед,
и голубой свистящий воздух.
Казалось, что конец земли…
Но сквозь остывшую планету
на Ленинград машины шли:
он жив еще. Он рядом где-то.
На Ленинград, на Ленинград!
Там на два дня осталось хлеба,
там матери под темным небом
толпой у булочной стоят,
и дрогнут, и молчат, и ждут,
прислушиваются тревожно:
— К заре, сказали, привезут…
— Гражданочки, держаться можно…—
И было так: на всем ходу
машина задняя осела.
Шофер вскочил, шофер на льду.
— Ну, так и есть — мотор заело.
Ремонт на пять минут, пустяк.
Поломка эта — не угроза,
да рук не разогнуть никак:
их на руле свело морозом.
Чуть разогнешь — опять сведет.
Стоять? А хлеб? Других дождаться?
А хлеб — две тонны? Он спасет
шестнадцать тысяч ленинградцев.—
И вот — в бензине руки он
смочил, поджег их от мотора,
и быстро двинулся ремонт
в пылающих руках шофера.
Вперед! Как ноют волдыри,
примерзли к варежкам ладони.
Но он доставит хлеб, пригонит
к хлебопекарне до зари.
Шестнадцать тысяч матерей
пайки получат на заре —
сто двадцать пять блокадных грамм
с огнем и кровью пополам.
…О, мы познали в декабре —
не зря «священным даром» назван
обычный хлеб, и тяжкий грех —
хотя бы крошку бросить наземь:
таким людским страданьем он,
такой большой любовью братской
для нас отныне освящен,
наш хлеб насущный, ленинградский.

IV

Дорогой жизни шел к нам хлеб,
дорогой дружбы многих к многим.
Еще не знают на земле
страшней и радостней дороги.
И я навек тобой горда,
сестра моя, москвичка Маша,
за твой февральский путь сюда,
в блокаду к нам, дорогой нашей.
Золотоглаза и строга,
как прутик, тоненькая станом,
в огромных русских сапогах,
в чужом тулупчике, с наганом,—
и ты рвалась сквозь смерть и лед,
как все, тревогой одержима,—
моя отчизна, мой народ,
великодушный и любимый.
И ты вела машину к нам,
подарков полную до края.
Ты знала —я теперь одна,
мой муж погиб, я голодаю.
Но то же, то же, что со мной,
со всеми сделала блокада.
И для тебя слились в одно
и я и горе Ленинграда.
И, ночью плача за меня,
ты забирала на рассветах
в освобожденных деревнях
посылки, письма и приветы.
Записывала: «Не забыть:
деревня Хохрино. Петровы.
Зайти на Мойку сто один
к родным. Сказать, что все здоровы,
что Митю долго мучил враг,
но мальчик жив, хоть очень
слабый…»
О страшном плене до утра
тебе рассказывали бабы
и лук сбирали по дворам,
в холодных, разоренных хатах:
— На, питерцам свезешь, сестра.
Проси прощенья — чем богаты…—
И ты рвалась — вперед, вперед,
как луч, с неодолимой силой.
Моя отчизна, мой народ,
родная кровь моя,— спасибо!

V

. . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . .

VI

Вот так, исполнены любви,
из-за кольца, из тьмы разлуки
друзья твердили нам: «Живи!»,
друзья протягивали руки.
Оледеневшие, в огне,
в крови, пронизанные светом,
они вручили вам и мне
единой жизни эстафету.
Безмерно счастие мое.
Спокойно говорю в ответ им:
— Друзья, мы приняли ее,
мы держим вашу эстафету.
Мы с ней прошли сквозь дни зимы.
В давящей мгле ее терзаний
всей силой сердца жили мы,
всем светом творческих дерзаний.

Да, мы не скроем: в эти дни
мы ели землю, клей, ремни;
но, съев похлебку из ремней,
вставал к станку упрямый мастер,
чтобы точить орудий части,
необходимые войне.

Но он точил, пока рука
могла производить движенья.
И если падал — у станка,
как падает солдат в сраженье.

И люди слушали стихи,
как никогда,— с глубокой верой,
в квартирах черных, как пещеры,
у репродукторов глухих.

И обмерзающей рукой,
перед коптилкой, в стуже адской,
гравировал гравер седой
особый орден — ленинградский.
Колючей проволокой он,
как будто бы венцом терновым,
кругом — по краю — обведен,
блокады символом суровым.
В кольце, плечом к плечу, втроем —
ребенок, женщина, мужчина,
под бомбами, как под дождем,
стоят, глаза к зениту вскинув.
И надпись сердцу дорога,—
она гласит не о награде,
она спокойна и строга:
«Я жил зимою в Ленинграде».
Так дрались мы за рубежи
твои, возлюбленная Жизнь!
И я, как вы,— упряма, зла,—
за них сражалась, как умела.
Душа, крепясь, превозмогла
предательскую немощь тела.
И я утрату понесла.
К ней не притронусь даже словом —
такая боль… И я смогла,
как вы, подняться к жизни снова.
Затем, чтоб вновь и вновь сражаться
за жизнь.

Носитель смерти, враг —
опять над каждым ленинградцем
заносит кованый кулак.
Но, не волнуясь, не боясь,
гляжу в глаза грядущим схваткам:
ведь ты со мной, страна моя,
и я недаром — ленинградка.
Так, с эстафетой вечной жизни,
тобой врученною, отчизна,
иду с тобой путем единым,
во имя мира твоего,
во имя будущего сына
и светлой песни для него.

Для дальней полночи счастливой
ее, заветную мою,
сложила я нетерпеливо
сейчас, в блокаде и в бою.

Не за нее ль идет война?
Не за нее ли ленинградцам
еще бороться, и мужаться,
и мстить без меры? Вот она:

— Здравствуй, крестник
красных командиров,
милый вестник,
вестник мира…

Сны тебе спокойные приснятся
битвы стихли на земле ночной.
Люди неба больше не боятся,
неба, озаренного луной.

В синей-синей глубине эфира
молодые облака плывут.
Над могилой красных командиров
мудрые терновники цветут.
Ты проснешься на земле цветущей,
вставшей не для боя — для труда.
Ты услышишь ласточек поющих:
ласточки
вернулись в города.

Гнезда вьют они — и не боятся!
Вьют в стене пробитой, под окном:
крепче будет гнездышко держаться,
люди больше не покинут дом.

Так чиста теперь людская радость,
точно к миру прикоснулась вновь.
Здравствуй, сын мой, жизнь моя, награда,
здравствуй, победившая любовь!

Стихи ленинградских поэтов о блокаде

Ольга Берггольц

27 января 1945 года

…Сегодня праздник в городе. Сегодня
мы до утра, пожалуй, не уснем.
Так пусть же будет как бы новогодней
и эта ночь, и тосты за столом.

Мы в эту ночь не раз поднимем чаши
за дружбу незапятнанную нашу,
за горькое блокадное родство,
за тех, кто не забудет ничего.

И первый тост, воинственный и братский,
до капли, до последнего глотка, –
за вас, солдаты армий ленинградских,
осадою крещенные войска,
за вас, не дрогнувших перед проклятым
сплошным потоком стали и огня…
Бойцы Сорок второй, Пятьдесят пятой,
Второй Ударной, – слышите ль меня?
В далеких странах, за родной границей,
за сотни верст сегодня вы от нас.
Чужая вьюга хлещет в ваши лица,
чужие звезды озаряют вас.

Но сердце наше – с вами. Мы едины,
мы неразрывны, как и год назад.
И вместе с вами подошел к Берлину
и властно постучался Ленинград.

Так выше эту праздничную чашу
за дружбу незапятнанную нашу,
за кровное военное родство,
за тех, кто не забудет ничего…

А мы теперь с намека, с полуслова
поймем друг друга и найдем всегда.
Так пусть рубец, почетный и суровый,
с души моей не сходит никогда.
Пускай душе вовеки не позволит
исполниться ничтожеством и злом,
животворящей, огненною болью
напомнит о пути ее былом.

Пускай все то же гордое терпенье
владеет нами ныне, как тогда,
когда свершаем подвиг возрожденья,
не отдохнув от ратного труда.

Мы знаем, умудренные войною:
жестоки раны – скоро не пройдут.
Не все сады распустятся весною,
не все людские души оживут.

Мы трудимся безмерно, кропотливо…
Мы так хотим, чтоб, сердце веселя,
воистину была бы ты счастливой,
обитель наша, отчая земля!

И верим: вновь пути укажет миру
наш небывалый, тяжкий, дерзкий труд.
И к Сталинграду, к Северной Пальмире
во множестве паломники придут.
Придут из мертвых городов Европы
по неостывшим, еле стихшим тропам,
придут, как в сказке, за живой водой,
чтоб снова землю сделать молодой.

Так выше, друг, торжественную чашу
за этот день, за будущее наше,
за кровное народное родство,
за тех, кто не забудет ничего…
27 января 1945

Я говорю…

Август 1941 года. Немцы неистово рвутся к Ленинграду.
Ленинградцы строят баррикады на улицах,
готовясь, если понадобится, к уличным боям.

…Я говорю с тобой под свист снарядов,
угрюмым заревом озарена.
Я говорю с тобой из Ленинграда,
страна моя, печальная страна…
Кронштадтский злой, неукротимый ветер
в мое лицо закинутое бьет.
В бомбоубежищах уснули дети,
ночная стража встала у ворот.
Над Ленинградом — смертная угроза…
Бессонны ночи, тяжек день любой.
Но мы забыли, что такое слезы,
что называлось страхом и мольбой.
Я говорю: нас, граждан Ленинграда,
не поколеблет грохот канонад,
и если завтра будут баррикады —
мы не покинем наших баррикад.
И женщины с бойцами встанут рядом,
и дети нам патроны поднесут,
и надо всеми нами зацветут
старинные знамена Петрограда.
Руками сжав обугленное сердце,
такое обещание даю
я, горожанка, мать красноармейца,
погибшего под Стрельною в бою:
Мы будем драться с беззаветной силой,
мы одолеем бешеных зверей,
мы победим, клянусь тебе, Россия,
от имени российских матерей.
Август 1941

Анна Ахматова

Клятва

И та, что сегодня прощается с милым,
Пусть боль свою в силу она переплавит.
Мы детям клянемся, клянемся могилам,
Что нас покориться никто не заставит.
Июль 1941 г.

Мужество

Мы знаем, что ныне лежит на весах
И что совершается ныне.
Час мужества пробил на наших часах,
И мужество нас не покинет.
Не страшно под пулями мертвыми лечь,
Не горько остаться без крова,
И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово.
Свободным и чистым тебя пронесем,
И внукам дадим, и от плена спасем
Навеки.
Февраль 1942 г.

***

А вы, мои друзья последнего призыва!
Чтоб вас оплакивать, мне жизнь сохранена.
Над вашей памятью не стыть плакучей ивой,
А крикнуть на весь мир все ваши имена!
Да что там имена! Ведь все равно – вы с нами!..
Все на колени, все! Багряный хлынул свет!
И ленинградцы вновь идут сквозь дым рядами –
Живые с мертвыми: для славы мертвых нет.
1942 г.

27 января 1944 года

И в ночи январской, беззвездной,
Сам дивясь небывалой судьбе,
Возвращенный из смертной бездны,
Ленинград салютует себе.
1944 г.

«Причитание»

Ленинградскую беду
Руками не разведу,
Слезами не смою,
В землю не зарою.
За версту я обойду
Ленинградскую беду.
Я не взглядом, не намеком,
Я не словом, не попреком,

Я земным поклоном

В поле зеленом

Помяну.

1944 г.

Послесловие к «Ленинградскому циклу»

Разве не я тогда у креста,
Разве я не тонула в море,
Разве забыли мои уста
Вкус твой, горе!

16 января 1944

Юрий Воронов

27 января 1944 год

За залпом залп гремит салют.
Ракеты в воздухе горячем
Цветами пёстрыми цветут.
А ленинградцы тихо плачут.
Ни успокаивать пока,
Ни утешать людей не надо.
Их радость слишком велика —
Гремит салют над Ленинградом!
Их радость велика, но боль
Заговорила и прорвалась:
На праздничный салют с тобой
Пол-Ленинграда не поднялось…
Рыдают люди, и поют,
И лиц заплаканных не прячут.
Сегодня в городе салют.
Сегодня ленинградцы плачут…

Мёртвые

Мне кажется: когда гремит салют,
Погибшие блокадники встают.

Они к Неве по улицам идут,
Как все живые. Только не поют.

Не потому, что с нами не хотят,
А потому, что мёртвые молчат.

Мы их не слышим, мы не видим их,
Но мёртвые всегда среди живых.

Идут и смотрят, будто ждут ответ:
Ты этой жизни стоишь или нет?..

Михаил Дудин

Блокада Ленинграда

..Весь Ленинград, как на ладони,
С Горы Вороньей виден был.
И немец бил
С Горы Вороньей.
Из дальнобойной «берты» бил.

Прислуга
В землю «берту» врыла,
Между корней,
Между камней.

И, поворачивая рыло,
Отсюда «берта» била.
Била
Все девятьсот блокадных дней…

Вера Инбер

Трамвай идёт на фронт

Холодный, цвета стали,
Суровый горизонт —
Трамвай идет к заставе,
Трамвай идет на фронт.
Фанера вместо стекол,
Но это ничего,
И граждане потоком
Вливаются в него.
Немолодой рабочий —
Он едет на завод,
Который дни и ночи
Оружие кует.
Старушку убаюкал
Ритмичный шум колес:
Она танкисту-внуку
Достала папирос.
Беседуя с сестрою
И полковым врачом,
Дружинницы — их трое —
Сидят к плечу плечом.
У пояса граната,
У пояса наган,
Высокий, бородатый —
Похоже, партизан,
Пришел помыться в баньке,
Побыть с семьей своей,
Принес сынишке Саньке
Немецкий шлем-трофей —
И снова в путь-дорогу,
В дремучие снега,
Выслеживать берлогу
Жестокого врага,
Огнем своей винтовки
Вести фашистам счет…
Мелькают остановки,
Трамвай на фронт идет.
Везут домохозяйки
Нещедрый свой паек,
Грудной ребенок — в байке
Откинут уголок —
Глядит (ему все ново).
Гляди, не забывай
Крещенья боевого,—
На фронт идет трамвай.
Дитя! Твоя квартира
В обломках. Ты — в бою
За обновленье мира,
За будущность твою.
1941 г.

Эдуард Асадов

Ленинграду

Не ленинградец я по рожденью.
И все же я вправе сказать вполне,
Что я — ленинградец по дымным сраженьям,
По первым окопным стихотвореньям,
По холоду, голоду, по лишеньям,
Короче: по юности, по войне!

В Синявинских топях, в боях подо Мгою,
Где снег был то в пепле, то в бурой крови,
Мы с городом жили одной судьбою,
Словно как родственники, свои.

Было нам всяко: и горько, и сложно.
Мы знали, можно, на кочках скользя,
Сгинуть в болоте, замерзнуть можно,
Свалиться под пулей, отчаяться можно,
Можно и то, и другое можно,
И лишь Ленинграда отдать нельзя!

И я его спас, навсегда, навечно:
Невка, Васильевский, Зимний дворец…
Впрочем, не я, не один, конечно.-
Его заслонил миллион сердец!

И если бы чудом вдруг разделить
На всех бойцов и на всех командиров
Дома и проулки, то, может быть,
Выйдет, что я сумел защитить
Дом. Пусть не дом, пусть одну квартиру.

Товарищ мой, друг ленинградский мой,
Как знать, но, быть может, твоя квартира
Как раз вот и есть та, спасенная мной
От смерти для самого мирного мира!

А значит, я и зимой и летом
В проулке твоем, что шумит листвой,
На улице каждой, в городе этом
Не гость, не турист, а навеки свой.

И, всякий раз сюда приезжая,
Шагнув в толкотню, в городскую зарю,
Я, сердца взволнованный стук унимая,
С горячей нежностью говорю:

— Здравствуй, по-вешнему строг и молод,
Крылья раскинувший над Невой,
Город-красавец, город-герой,
Неповторимый город!

Здравствуйте, врезанные в рассвет
Проспекты, дворцы и мосты висячие,
Здравствуй, память далеких лет,
Здравствуй, юность моя горячая!

Здравствуйте, в парках ночных соловьи
И все, с чем так радостно мне встречаться.
Здравствуйте, дорогие мои,
На всю мою жизнь дорогие мои,
Милые ленинградцы!

Анатолий Молчанов

Я не был на фронте, но знаю

Я не был на фронте, но знаю
Как пули над ухом свистят,
Когда диверсанты стреляют
В следящих за ними ребят,
Как пули рвут детское тело
И кровь алым гейзером бьёт…
Забыть бы всё это хотелось,
Да ноющий шрам не даёт.

Я не был на фронте, но знаю
Сгоревшей взрывчатки угар.
Мы с Юркой бежали к трамваю,
Вдруг свист и слепящий удар…
Оглохший, в дымящейся куртке,
Разбивший лицо о панель,
Я всё же был жив, а от Юрки
Остался лишь только портфель.

Я не был на фронте, но знаю
Тяжелый грунт братских могил.
Он, павших друзей накрывая,
И наши сердца придавил.
Как стонет земля ледяная,
Когда аммонала заряд
могилы готовит, я знаю,
Мы знаем с тобой, Ленинград.

 

Автор: Администратор | слов 1543 | метки: Анатолий Молчанов, Анна Ахматова, Блокада, Ленинград, Михаил Дудин, Ольга Берггольц, Эдуард Асадов, Юрий Воронов

Ленинград в сердце: о чем писали поэты-блокадники? | Культура

Елена Вечтомова (1908−1989). Поэт, прозаик и журналист. Родом из дворянской семьи. Происхождение свое ей приходилось скрывать. После встречи с Маяковским в 1928 г. решила посвятить себя литературе. Автор книги «Повесть о матери», посвященной матери Владимира Ильича Ленина.

После начала Великой Отечественной войны пришло известие о гибели в Балтийском море при переходе из Таллинна в Кронштадт кораблей КБФ мужа, поэта Юрия Инге. От эвакуации Елена Вечтомова отказалась и вместе с сыном осталась в блокадном Ленинграде. Читала стихи на радио, выступала в госпиталях. В качестве военного корреспондента принимала участие в боевых действиях на суше и на море. Была ранена и снова вернулась в строй. Известие о прорыве блокады встретила в доме радио. Елена Андреевна Вечтомова
Фото: Семейный архив Марии Инге-Вечтомовой, ru.wikipedia.org

Блокада прорвана! Друг, товарищ, там, за Ленинградом,
Ты мой голос слышал, за кольцом,
Дай мне руку! Прорвана блокада.
Сердце к сердцу — посмотри в лицо. Кровь друзей, взывавшая к отмщенью,
На полотнах полковых знамен.
На века убийцам нет прощенья.
Прорвана блокада. Мы идем! Мы сегодня снова наступаем,
Никогда не повернем назад…
Мой малыш-сынишка — спит, не зная,
Как сегодня счастлив Ленинград.
1943

Михаил Александрович Дудин
Фото: RIA Novosti archive, image #681908 / Roman Denisov / CC-BY-SA 3.0, ru.wikipedia.org

Михаил Дудин (1916−1993). Русский советский поэт, переводчик и журналист, военный корреспондент. Общественный деятель, сценарист, автор текстов песен и более 70 поэтических сборников. Теме блокады посвятил много стихов, но это, как мне кажется, самое пронзительное:

Вдогонку уплывающей по Неве льдине Был год сорок второй.
Меня шатало
От голода,
От горя,
От тоски.

Но шла весна —
Ей было горя мало
До этих бед.

Разбитый на куски,
Как рафинад сырой и ноздреватый,
Под голубой Литейного пролет,
Размеренно раскачивая латы,
Шел по Неве с Дороги жизни лед. И где-то там,
Невы посередине,
Я увидал с Литейного моста
На медленно качающейся льдине
Отчетливо Подобие креста. А льдина подплывала,
За быками
Перед мостом замедлила разбег.
Крестообразно
В стороны руками
Был в эту льдину впаян человек. Нет, не солдат, убитый под Дубровкой
На окаянном «Невском пятачке»,
А мальчик,
По-мальчишески неловкий,
В ремесленном кургузом пиджачке. Как он погиб на Ладоге,
Не знаю.
Был пулей сбит или замерз в метель. …По всем морям,
Подтаявшая с краю,
Плывет его хрустальная постель. Плывет под блеском всех ночных созвездий,
Как в колыбели,
На седой волне.

…Я видел мир.
Я полземли изъездил,
И время душу раскрывало мне.

Смеялись дети в Лондоне.
Плясали В Антофагасте школьники.
А он
Все плыл и плыл в неведомые дали,
Как тихий стон
Сквозь материнский сон. Землетрясенья встряхивали суши.
Вулканы притормаживали пыл.
Ревели бомбы.
И немели души.
А он в хрустальной колыбели плыл. Моей душе покоя больше нету.
Всегда,
Везде,
Во сне и наяву,
Пока я жив,
Я с ним плыву по свету,
Сквозь память человечества плыву.

Вера Инбер

(1890−1972). Одна из неоднозначных и драматичных судеб русской советской литературы. Партократ от литературы, безжалостно подавлявшая любую свежую творческую мысль, и… глубоко одинокая женщина. Вера Михайловна Инбер
Фото: ru.wikipedia.org

В ранней юности писавшая тексты о «Девушке из Нагасаки» (да-да, слова к этой знаменитой песне написала именно Вера Инбер) и гордившаяся тем, что она двоюродная сестра Льва Троцкого, а всю последующую долгую жизнь смертельно боявшаяся этого родства. Обласканная властью, пережившая всех своих мужей и единственную дочь и практически забытая еще при жизни… Несчастный человек. Большой поэт.

Душа Ленинграда Их было много, матерей и жен,
Во дни Коммуны, в месяцы Мадрида,
Чьим мужеством весь мир был поражен,
Когда в очередях был хлеб не выдан,
Когда снаряды сотнями смертей
Рвались над колыбелями детей. Но в час, когда неспешною походкой
В историю вошла, вступила ты,
— Раздвинулись геройские ряды
Перед тобой, советской патриоткой,
Ни разу не склонившей головы
Перед блокадой берегов Невы. Жилье без света, печи без тепла,
Труды, лишенья, горести, утраты
— Все вынесла и все перенесла ты.
Душою Ленинграда ты была,
Его великой материнской силой,
Которую ничто не подкосило. Не лаврами увенчан, не в венке
Передо мной твой образ, ленинградка.
Тебя я вижу в шерстяном платке
В морозный день, когда ты лишь украдкой,
Чтобы не стыла на ветру слеза,
Утрешь, бывало, варежкой глаза.
Ленинград, Март 1942 г.

Иосиф Колтунов (1910−1950). Родился в г. Прилуки Черниговской губернии. В 1927 г. уехал в Ленинград. С 1933 г. был литературным сотрудником армейской газеты 23-й армии «Знамя победы» на Ленинградском фронте. Выпустил книгу стихов «Слушай, Отчизна!». Иосиф Григорьевич Колтунов
Фото: Источник

Участвовал в боях на Карельском перешейке. В связи с тяжёлым заболеванием сердца в 1942 г. был отправлен в тыл. Служил в войсках Южно-Уральского военного округа литературным сотрудником и ответственным секретарём окружной газеты в Оренбурге.

Девушка в ватнике Она носила, словно латы,
Обороняя Ленинград,
Простую стеганку из ваты
— Привычный времени наряд. Узорчатый и аккуратный,
К лицу казался ей вполне
Костюм из серой ткани, ватный,
Какие носят на войне. Теперь он весь забрызган мелом,
Но ей и нам не все ль равно?
Ей в этом выгоревшем, в белом,
Войти в историю дано. И даже если это мода,
Мы занесем ее в приход,
— Живи и здравствуй, дочь народа,
Законодательница мод!
1944

Всеволод Рождественский (1895−1977). Русский советский поэт и переводчик, журналист, военный корреспондент. В начале 1920-х годов входил в число «младших» акмеистов. Участник Великой Отечественной войны. С первых дней — в народном ополчении. Работал корреспондентом в газетах «На защиту Ленинграда», «Ленинградская правда», «Ленинский путь». Участвовал в прорыве блокады Ленинграда. Всеволод Александрович Рождественский
Фото: ru.wikipedia.org

Сфинксы над Невой Свидетели бессчетных поколений,
Немые полулюди-полульвы,
Они лежат у ледяных ступеней,
Перед пустыней скованной Невы. Глядят неотвратимо друг на друга,
На мерзлый камень лапы положив,
И слушают, как повторяет вьюга
Один и тот же воющий мотив. Вновь, приглушенный сумраком морозным,
К ним издалёка долетевший звук
Рождает свист, кончающийся грозным
Ударом и фонтаном льда вокруг. И тотчас же от крепости Петровой,
От кораблей, вступивших в грозный строй,
Ответный гром, раскатисто-суровый,
Грохочет над туманною Невой. В цехах, в домах, где все оледенело,
В тисках врагом зажатого кольца,
Все силы напрягая до предела,
Горят непобедимые сердца. А сфинксам, пережившим бег столетий,
И зной песков, и гордость пирамид,
Не снилось даже, что стоит на свете
Такой безмерной твердости гранит. Здесь, возле Академии художеств,
Им не понять в тревожный этот год,
Что, жизнь свою на сто веков умножив,
Их вечность Ленинград переживет.
1942

Елена Рывина (1910−1985), ленинградская поэтесса, современница Анны Ахматовой. С середины 1930-х была сотрудником ленинградских газет и журналов, в Великую Отечественную войну — газеты «На защиту Ленинграда», входила также в группу писателей при Политуправлении Ленинградского фронта. Елена Рывина
Фото: Источник

Печаталась она не слишком часто. Но всю жизнь писала хорошие стихи, до последних дней, писала страстно, убежденно и знала, что ее лирическим стихам открывается читательское сердце.

В городе Пушкине, где с 1919 года она провела годы своей юности, есть посвященные ей стенды в Городском историко-краеведческом и школьном музеях. Жизнь Елены Рывиной оборвалась трагически: она попала под электричку в Комарово. Похоронена в Пушкине.

Возвращение в Пушкин Если ваше детство тоже пробежало
Переулком Ляминым в Детское Село,
Если переулок Лямин
И для вас, как тихий голос мамин,
— Вы поймете острой боли жало,
Что в те дни в меня вошло.

По садам, где каждую ограду,
Каждый кустик знаю наизусть я,
Ходит хлюст особого отряда,
Хлыстиком сбивая этот кустик.

Снится мне осадными ночами
Старый парк мой, весь заросший, мшистый,
Статуи с закрытыми очами,
Не глядящие в глаза фашиста.

Старые Дианы и Цирцеи,
Детство мне взлелеявшие, где вы?
Не стоит под аркою Лицея
Мститель, задохнувшийся от гнева.

И когда заговорили пушки
Самыми родными голосами,
На рассвете я входила в Пушкин,
Он еще дымился перед нами.

Но уже не девочка входила
В порохом покрытые владенья
Снегом припорошенных полян
— К женщине с седыми волосами
Подполковник Тихонов склонился:
— Вам нехорошо? Не надо плакать,
Стыдно же, товарищ капитан!

— Нет, мне хорошо, но мне не стыдно,
Разрешите, пусть они прольются.
Слишком долго я копила слезы — потому и стала я седой.
Не могу о тех я не заплакать,
Кто со мною в Пушкин не вернется,
Из кувшина Девы не напьется,
К Пушкину на бронзовой скамейке
Не придет, — а я пришла домой!

1944

Светлая память поэтам. В годы тяжких испытаний они сохранили Слово. И сражались им.

Подборка стихов «Блокада Ленинграда»

ПОДБОРКА СТИХОВ «БЛОКАДА»

Девчонка руки протянула
И головой — на край стола…
Сначала думали — уснула,
А оказалось — умерла.

Её из школы на носилках
Домой ребята понесли.
В ресницах у подруг слезинки
То исчезали, то росли.

Никто не обронил ни слова.
Лишь хрипло, сквозь метельный сон,
Учитель выдавил, что снова
Занятья — после похорон.

Ю.Воронов

За залпом залп. Гремит салют.
Ракеты в воздухе горячем цветами пестрыми цветут.
А ленинградцы тихо плачут.
Ни успокаивать пока, ни утешать людей не надо.
Их радость слишком велика –
Гремит салют над Ленинградом!
Их радость велика, но боль
Заговорила и прорвалась:
На праздничный салют с тобой
Пол-Ленинграда не поднялось…
Рыдают люди, и поют,
И лиц заплаканных не прячут.
Сегодня в городе – салют!
Сегодня ленинградцы плачут…

Ю.Воронов

И на Литейном был один источник.
Трубу прорвав, подземная вода
однажды с воплем вырвалась из почвы
и поплыла, смерзаясь в глыбы льда.
Вода плыла, гремя и коченея,
и люди к стенам жались перед нею,
но вдруг один, устав пережидать, —
наперерез пошел по кромке льда,
ожесточась пошел, но не прорвался,
а, сбит волной, свалился на ходу,
и вмерз в поток, и так лежать остался
здесь,
на Литейном,
видный всем, —
во льду.
А люди утром прорубь продолбили
невдалеке и длинною чредой
к его прозрачной ледяной могиле
до марта приходили за водой.
Тому, кому пришлось когда-нибудь
ходить сюда, — не говори: «Забудь».
Я знаю все. Я тоже там была,
я ту же воду жгучую брала
на улице, меж темными домами,
где человек, судьбы моей собрат,
как мамонт, павший сто веков назад,
лежал, затертый городскими льдами.
О.Берггольц («Твой путь», поэма; апрель 1945)

Холодный. цвета стали,
Суровый горизонт…
Трамвай идет к заставе,
Трамвай идет на фронт.
Фанера вместо стекол,
Но это ничего,
И граждане потоком
Вливаются в него.
Немолодой рабочий —
Он едет на завод,
Который дни и ночи
Оружие кует.
Старушку убаюкал
Ритмичный счтук колес:
Она танкисту-внуку
Достала папирос.
Беседуя с сестрою
И полковым врачом,
Дружинницы — их трое —
Сидят к плечу плечом.
У пояса граната,
У пояса наган,
Высокий, бородатый,-
Похоже, партизан.
Пришел помыться в баньке,
Побыть с семьей своей,
Принес сынишке Саньке
Немецкий шлем-трофей —
И снова в путь-дорогу,
В дремучие снега,
Выслеживать берлогу
Жестокого врага,
Огнем своей винтовки
Вести фашистам счет…
Мелькают остановки,
Трамвай на фронт идет…

Вера Инбер «Трамвай идет на фронт»

Вдогонку уплывающей по Неве льдине
Был год сорок второй,
Меня шатало
От голода,
От горя,
От тоски.
Но шла весна —
Ей было горя мало
До этих бед.

Разбитый на куски,
Как рафинад сырой и ноздреватый,
Под голубой Литейного пролет,
Размеренно раскачивая латы,
Шел по Неве с Дороги жизни лед.

И где-то там
Невы посередине,
Я увидал с Литейного моста
На медленно качающейся льдине —
Отчетливо
Подобие креста.

А льдинка подплывала,
За быками
Перед мостом замедлила разбег.
Крестообразно,
В стороны руками,
Был в эту льдину впаян человек.

Нет, не солдат, убитый под Дубровкой
На окаянном «Невском пятачке»,
А мальчик,
По-мальчишески неловкий,
В ремесленном кургузном пиджачке.

Как он погиб на Ладоге,
Не знаю.
Был пулей сбит или замерз в метель.

Михаил Дудин

Вместо супа — бурда из столярного клея,
Вместо чая — заварка сосновой хвои.
Это б всё ничего, только руки немеют,
Только ноги становятся вдруг не твои.

Только сердце внезапно сожмётся, как ёжик,
И глухие удары пойдут невпопад…
Сердце! Надо стучать, если даже не можешь.
Не смолкай! Ведь на наших сердцах — Ленинград.

Бейся, сердце! Стучи, несмотря на усталость,
Слышишь: город клянётся, что враг не пройдёт!
…Сотый день догорал. Как потом оказалось,
Впереди оставалось ещё восемьсот.
Ю. Воронов

Птицы смерти в зените стоят.
Кто идет выручать Ленинград? —

Не шумите вокруг, он дышит,
Он живой еще, он все слышит,

Как на влажном балтийском дне
Сыновья его бредят во сне.

И из недр его вопли: «Хлеба!»
До седьмого восходят неба.

Пусть отворят райскую дверь,
Пусть помогут ему теперь.
1941. 28 сент.
А.Ахматова

Говорят ленинградцы

Чего бы нам пророки ни вещали,
Ни перед кем мы не были в долгу.
Исполнили, как деды завещали,-
Мы Ленинград не отдали врагу!

Легенды снова сделали мы былью,
А враг наш был смертелен, но не нов,
Мы первые его остановили
В Европе, потрясенной до основ.

Лишь четверть века мирно миновало,
А кажется, уже прошли века,
И Ленин так же, как тогда — сначала,
Нам с башни говорит броневика.

Гремят салюты и веселий струны,
Лежат снега светлее серебра,
А белой ночью комсомолец юный
О подвигах мечтает до утра…

Николай Тихонов

По воду
Я в гору саночки толкаю.
Ещё немного – и конец.
Вода, в дороге замерзая,
Тяжёлой стала, как свинец.
Метёт колючая пороша,
А ветер каменит слезу.
Изнемогая, точно лошадь,
Не хлеб, а воду я везу.
И Смерть сама сидит на козлах,
Упряжкой странною горда…
Как хорошо, что ты замёрзла,
Святая невская вода!
Когда я поскользнусь под горкой,
На той тропинке ледяной,
Ты не прольёшься из ведёрка,
Я привезу тебя домой.

Варвара Вольтман-Спасская

Февраль
Какая длинная зима,
Как время медленно крадётся!..
В ночи ни люди, ни дома
Не знают, кто из них проснётся.

И поутру, когда ветра
Метелью застилают небо,
Опять короче, чем вчера,
Людская очередь за хлебом.

В нас голод убивает страх.
Но он же убивает силы…
На Пискарёвских пустырях
Всё шире братские могилы.

И зря порою говорят:
«Не все снаряды убивают…»
Когда мишенью — Ленинград,
Я знаю — мимо не бывает.

Ведь даже падая в Неву,
Снаряды — в нас, чтоб нас ломало.
Вчера там каменному льву
Осколком лапу оторвало.

Но лев молчит, молчат дома,
А нам — по-прежнему бороться,
Чтоб жить и не сойти с ума…
Какая длинная зима,
Как время медленно крадётся.

Юрий Воронов

На Невском замерло движение…
Не ночью, нет-средь бела дня .
На мостовой, как изваянье,
Фигура женщины видна.

Там, на дороге, как во сне,
Седая женщина стояла-
В её протянутых руках
Горбушка чёрная лежала.

Нет, не горбушка, а кусок,
Обезображенный бездушьем,
Размятый множеством машин
И всё забывшим равнодушьем…

А женщина держала хлеб
И с дрожью в голосе шептала:
-Кусочек этот бы тогда-
И сына б я не потеряла.

-Кусочек этот бы тогда…
Кусочек этот бы тогда…
Кто осквернил? Кто позабыл?
Блокады страшные года…

Кто, бросив на дорогу хлеб,
Забыл, как умирал сосед?
Детей голодные глаза
С застывшим ужасом, в слезах…

А Пискарёвку кто забыл?
Там персональных нет могил…
Там вечный молчаливый стон
Терзает память тех времён.

Им не достался тот кусок.
Лежащий здесь…у ваших ног.
Кусок, не подаривший жизнь…
Кто бросил Хлеб-тот отнял жизнь.

Кто предал Хлеб?
Его вину суду погибших предаю.
Священный ленинградский Хлеб-
Сто двадцать пять священных граммов-

Лежит в музее под стеклом,
Свидетель мужества поправу…
На Невском замерло движенье…
Седая мать, печаль храня,
Кусок израненного Хлеба
В руках натруженных несла.

Роберт Рождественский

Материал к уроку литературы для 9 класса по теме «Блокадный Ленинград в русской поэзии

Материал к уроку литературы в 9 классе

Блокадный Ленинград в русской поэзии

Блокада Ленинграда (8 сентября 1941 — 27 января 1944) — трагический период истории города на Неве, когда только от голода погибло свыше 640 тыс. жителей, десятки тысяч погибли при артиллерийских обстрелах и бомбардировках, умерли в эвакуации.

Те, кто пережил блокаду, были обычными людьми. Они сумели совершить невозможное — пережить ледяной ад. И не только пережить, но и остаться людьми. Они уходят, и вместе с ними уходит история. От нас зависит, чтобы она не ушла навсегда.

Тем, кто родился после войны, многого уже не понять и того, что пережило военное поколение — не пережить. Можно только слушать рассказы тех, кто выжил, и постараться осознать, попытаться почувствовать, что они пережили, и сохранить это в памяти… И отдать дань вечного уважения и вечной благодарности.

Достижения советской поэзии военных лет не были неожиданными, они коренились в культуре советского народа. Стихи Маяковского, Есенина, Тихонова, Багрицкого, Светлова не раз оживали в воспоминаниях, в лирической исповеди бойцов Великой Отечественной войны. Лучшие традиции советской поэзии предшествующих лет продолжали поэты-фронтовики. Перо было приравнено к штыку, поэты с такой активностью встали в строй защитников Родины, какой не бывало во всей истории нашей страны, богатой патриотическими традициями.

Большую политическую работу в печати, на радио, среди населения, в воинских частях, в обстановке жестокой блокады проводил отряд поэтов ленинградцев (Н. Тихонов, В. Инбер, О. Берггольц и др.). «Мобилизованными и призванными» чувствовало себя большинство поэтов по разным причинам — по болезни, по возрасту — не ушедших на фронт (М. Исаковский, С. Маршак и др. писатели). И только потому, что поэты побратались с народом единством судьбы и боевых испытаний, они нашли верный путь к сердцу солдат и тружеников тыла. В самые горькие часы они не теряли веры в победу. Пессимизма, надломленности духа, казалось бы, вполне естественных, особенно в таких условиях, как ленинградская блокада, советская поэзия, как и вся советская литература, не знала.

Теснейшая связь с народом, активность, патриотизм и гуманистическая направленность отличали советскую поэзию и до войны. В испытаниях 1941—1945 годов эти ее особенности приобрели воинствующий характер. Поэзия вступила в новый, высший этап. О чем бы ни писали поэты, за каждым их словом, образом неотступно стояла дума о Родине.

Блокада Ленинграда никого не оставила равнодушным ни стариков ни детей. Одну из главных ролей поддержания духа людей блокадного Ленинграда играла русская поэзия. Поэты писали стихи, посвященные блокаде, людям, чьи жизни были отданы за жизнь других, тех, чья кровь остановила натиск фашизма.

Поэзия, посвященная блокаде, неоднозначна. В ней можно выделить целую плеяду поэтов, переживших блокаду, прочувствовавших всю тяжесть военных лет на себе. И, тем не менее, многие из поэтов стали глашатаями, голосом голодного города. Неоценима и роль поэтов, не присутствующих в осажденном городе, но не сумевших молчать, потому что горе, перенесенное людьми, оставило огромный след в их душе. И эти стихи наполнены болью утраты, сопереживанием и глубокой скорби.

Вот только небольшой список тех, кто написал о городе, пережившем столько страшных дней и ночей: Ольга Берггольц, Анна Ахматова, Всеволод Азаров, Эдуард Асадов, Петр Богданов, Николай Браун, Елена Вечтомова, Александр Гитович, Михаил Годенко, Муса Джалиль, Джамбул, Михаил Дудин, Вера Инбер, Юрий Инге, Полина Каганова, Бронислав Кежун, Иосиф Колтунов, Алексей Лебедев, Владимир Лифшиц, Борис Лихарев, Сергей Наровчатов, Варвара Наумова,Евгений Нежинцев, Николай Новоселов, Петр Ойфа, Александр Прокофьев, Александр Решетов, Всеволод Рождественский, Елена Рывина, Виссарион Саянов, Георгий Суворов, Николай Тихонов, Михаил Троицкий, Иван Федоров, Леонид Хаустов, Анатолий Чивилихин, Вадим Шефнер, Павел Шубин, Иван Демьянов, Самуил Маршак, Давид Самойлов, Виктор Блинов, Павел Голосов.

Несомненно, что их стихотворения повествуют о мужестве и отваге ленинградцев и их спасителей, вселяющих надежды в сердца каждого ленинградца. Стихотворения в наше время внушают гордость за тех, кто пал, и за тех, кто выжил, гордость за стремление людей жить, гордость за нашу страну, гордость за победу над фашизмом.

Ольга Федоровна Берггольц

Русская писательница, поэтесса. В годы блокады 1941-1943 Ольга Берггольц находилась в осажденном фашистами Ленинграде. В ноябре 1941 ее с тяжело больным мужем должны были эвакуировать из Ленинграда, но Николай Степанович Молчанов умер, и Ольга Федоровна осталась в городе. Имея возможность эвакуироваться, Ольга Федоровна сознательно осталась в Ленинграде.

Спустя самое недолгое время тихий голос Ольги Берггольц стал голосом долгожданного друга в застывших и темных блокадных ленинградских домах, стал голосом самого Ленинграда. Это превращение показалось едва ли не чудом: из автора мало кому известных детских книжек и стихов, про которые говорилось «это мило, славно, приятно — не больше», Ольга Берггольц в одночасье вдруг стала поэтом, олицетворяющим стойкость Ленинграда.»

Николай Семенович Тихонов

Родился 4 декабря 1896 года в Петербурге, в семье, «далекой, по словам поэта, от всякого искусства, от всякой науки».

В период Великой Отечественной войны, во время ленинградской блокады, поэт находился в осажденном городе, работал как журналист, выступал по радио, возглавлял группу писателей при Политуправлении Ленинградского фронта. Произведения этого периода – поэма «Киров с нами» (1941), книга стихов « Огненный год», «Ленинградские рассказы», очерки «Ленинград принимает бой» (все – 1942) – были горячо приняты читателями, получили высокую оценку.

Вера Михайловна Инбер

 (1890-1972), русская поэтесса. Родилась 28 июня (10 июля) 1890 года в Одессе. Ленинградской теме посвящены и написанные в годы войны книги «Душа Ленинграда», «О ленинградских детях», «О Ленинграде». Ее называли душой Ленинграда.

Анна Ахматова

Родилась 11 (23) июня 1889 года под Одессой.

Ахматова застала в Ленинграде первые недели блокады с голодом, бомбежками и обстрелами. «И этот скорбный образ родного города, обреченного на неслыханные муки, навсегда слился для меня с мыслью о войне как о величайшем бедствии, которое может постичь человечество», — записала она много позже.

Переживая вместе со всеми лишения и ужасы блокады, Ахматова больше всего откликалась на страдания детей, а детьми были и малыши, и уходившие на фронт старшеклассники.

Александр Прокофьев

Александр Андреевич родился в 1900 году в семье крестьянина — рыбака и землепашца. Во время советско-финляндской войны 1939-1940 годов и Великой Отечественной войны 1941-1945 годов А.А. Прокофьев — военный журналист, член писательской группы при политуправлении Ленинградского фронта, автор боевых агитационных стихов, частушек, песен, лозунгов, стихотворных фельетонов. Он работает в армейской печати, выступает перед бойцами Ленинградского, Волховского и Северного фронтов. 

Сколько лет прошло после победы советского народа от фашизма, но те кровавые минуты постоянно всплывают в памяти. Читая стихи поэтов, переживших блокаду, и поэтов, которые не остались равнодушными к тем временам, понимаешь, что еще долго мы будем помнить погибших на той и войне и писавших о ней.

Время — лекарь

Время — лекарь,  

И эту роль

Повторяет оно со всеми. 

Но бывает людская боль,

Над которой не властно врем.

Вот опять —

Через столько лет!-

Эта женщина

В День Победы

Не венок, не цветы,

А хлеб…

Принесла

 На могилу деда…