Жан Ледлофф – биография, книги, отзывы, цитаты

Как известно из истории, общество далеко не сразу пришло к пониманию детей как личности, к осознанию их самоценности. Даже сейчас, когда достигнуто многое, и наше общество приближается к пониманию себя как цивилизованного, существуют различные варианты воспитания и восприятия детей.
Развитие общества сформировало различные виды отношения к детям, что в свою очередь и позволило сформироваться разным семейным стилям воспитания. В древние века, как мы помним, практиковался инфантицид (детоубийство), ярчайший пример которого – отношение к слабым детям в Спарте. Однако, этот метод избавления от «бракованного» материала долгое время был характерен для крестьянских семей и в прошлом веке, а в наше время встречается в основном в странах третьего мира в связи с бедностью и отсутствием контрацепции. Самый главный вывод – в таком обществе человек до определенного возраста не воспринимается как личность и его ценность как индивида не осознается. И здесь я оговорюсь — такое поведение — самое близкое к природным взаимоотношениям с потомством.
Для средних веков был характерен «бросающий стиль» воспитания. В высших слоях общества детьми занимались няни и гувернантки, в низших детей отдавали в обучение мастеровым либо же приспосабливали с ранних лет к помощи по хозяйству. И в данном случае мы опять же не можем говорить о ценности эмоционального взаимодействия между родителем и ребенком, поскольку даже «Домострой» как инструкция для жизни не указывал как социально одобряемые любовь и близость. Важными считались беспрекословное подчинение и уважение со стороны ребенка. Иерархичность подобных отношений позволила сформироваться стилю воспитания, который сейчас мы называем авторитарным.
Социалистическое время требовало решения новых задач – формирования личности, подходящей для советского общества. В таких условиях от родителей требовалось «выковать» из ребенка социально одобряемый элемент. Коллективистскому обществу присуща скорее похвала в адрес того, кто оправдывает ожидания окружающих, нежели воспитание свободного индивидуума. «Ребенок — это несовершенное и в целом неправильно устроенное существо, которому требуется постоянное и активное исправление» .
Поскольку индивидуалистическое общество не ставит перед собой задачу решительной перестройки личности ради достижения универсальной, обязательной для всех цели, то оно допускает в широких пределах независимость индивидов, соответственно для такого общества характерно восприятие ребенка как личности и стремление эту личность развивать.
Однако, следует понимать, что крайне редко существует коллективизм или индивидуализм в чистом виде, и текущий общественный строй подразумевает смешение обоих общественных стилей.
Это я, извините, кусок своего диплома выхватила, чтобы заново не печатать. Книга, которую я прочла, меня несколько возмутила. Чем? В первую очередь своей категоричностью. Ох, опять эти люди, которые все знают, а все остальные — нет! Сейчас они нам расскажут, приготовьтесь!
На самом деле в книге содержится хороший посыл, абсолютно очевидный и доказанный. Близость матери и ребенка безусловна. Ребенок не воспринимает себя отдельно от матери примерно до 1,5-2 лет, конечно, ему лучше всего с ней и находиться. Но при этом не стоит рисовать дикие кошмары по поводу «вы оставили ребенка одного в кровати — он вырастет с ужасной искалеченной психикой». Я с одной стороны понимаю, что, когда в обществе принято скидывать ребенка на няньку-садик в возрасте трех месяцев, а ты видишь рабочий механизм иного рода, то хочется донести мысль, с другой — меня крайне раздражают эти неофиты с шашкой наголо, желающие рассказать ВСЮ ПРАВДУ.
Таким образом, в этой книге можно найти много дельного. Но я бы не назвала ее поиском утраченного счастья, поскольку вообще метод жизни и воспитания, принятый индейцами, работает в том обществе, в котором они находятся. И я больше скажу, мы вообще ничего не знаем о том, насколько хорошо он работает, какие у них проблемы. Потому что автор совершенно четко и спокойно говорит: Я сначала сформировала свое мнение, а потом поехала за подтверждением оного! — ну, и получила. Имейте в виду, все, что в книге — не более, чем «автор хотел сказать». У нее нет доказательств, у нее нет никаких данных по сути. И с этим она справляется так: доверяйте своей интуиции, говорит она. Мы забыли об интуиции! А вот они не забыли! Знаете, мою интуицию бомбить начало еще с первых листов книги, но я все ждала что-то сверхценное.
В итоге, книга — одна сплошная агитка, и это уже отталкивает (у меня аллергия на людей, пытающихся активно завлечь в свои сети и пугающих карами, будь то Свидетели Иеговы или Свидетели Счастливых Детей).
Когда я слышу о пользе естественных родов дома, мне хочется напомнить о том, что родители сами же себя и проклянут, если в процессе что-то пойдет не так, а реанимировать будет некому и некогда. Очень хочется сказать: не будьте идиотами, вы не только собой рискуете. Сами хоть в петлю прыгайте, но ребенок тут при чем? Опять же, это «давайте я присосусь к своему ребенку, а он ко мне в режиме 24/7» — кто докажет пользу этого? Что случится за те две минуты, пока вы идете в туалет, а ребенок спит у себя в кроватке? По мнению автора, в эти две минуты жизнь ребенка рухнет, улетит в тар-тарары, а все вы виноваты, надо было какать с ним на руках, что вы как маленькая! Тут я осознала, что с моими грыжами мне проще сразу вообще никогда не рожать или родить и лежать после родов с ребенком на пузе и уткой под жопой, пока он не поползет. Носить-то мне нельзя, а без этого ребенку так плохо, что если вы не расплакались от текста — вы чурбан, никогда не рожайте, урод моральный!

В общем, основные полезные мысли:
1. Будьте близки с ребенком. Слушайте его, слушайте себя. Старайтесь быть с ним подольше во младенчестве, если есть возможность. Это действительно важно и полезно.
2. Ребенок по умолчанию хороший, его поведение хорошее. Если он ошибается, покажите это, но не ведите себя так, будто это ребенок плохой.

А в остальном. Не пытайтесь вырастить из ребенка индейца в Париже. Не чурайтесь специалистов, просто подберите хороших. И помните, совершенно не обязательно сидеть на толчке с ребенком на руках или заниматься сексом на глазах у ребенка. Он переживет и без этого. И не станет от такого ужасного пренебрежения алкоголиком-наркоманом-сутенером-и просто ужасным человеком!

«Как вырастить ребёнка счастливым» (Жан Ледлофф) — запись пользователя Luna (Luna9) в сообществе Образ жизни беременной в категории Интересные и познавательные статьи

Прочитала книгу Жан Ледлофф с банальным названием "Как вырастить ребенка счастливым" - каких сотни на книжных полках. Прочла по рекомендации одной из девочек с ББ. И хочу сказать - эта книга привела меня в восторг! Очень легкая, интересная, но открывающая очень важные истины. Моё почтение автору. Рекомендую всем! Даже сказала бы больше - обязательно к прочтению. 200 страниц для увлеченного читателя - расплюснуть.
Для тех кто хочет бегло ознакомиться с сутью книги:
Жан Ледлофф живет в Калифорнии (Саусалито, близ Сан-Франциско), пишет картины, практикует и преподает психотерапию, основанную на принципе преемственности (континуума).
Ж. Ледлофф провела два с половиной года в племенах южноамериканских индейцев, где в отношениях между взрослыми и детьми царит полная гармония, которой так не хватает в цивилизованном обществе. Ж. Ледлофф пришла к выводу, что если мы будем обращаться с детьми так, как это делали наши предки на протяжении тысячелетий, наши малыши будут спокойными и счастливыми.
 

О плаче:
Младенец не ощущает течения времени. Когда он находится в матке, а после рождения - на руках у матери, отсутствие времени его совсем не волнует; он чувствует, что все в порядке. Если же ребенок не на руках у матери, то он страдает и, что самое страшное, не может облегчить свое страдание надеждой, ведь чувство надежды зависит от ощущения времени. Поэтому вначале, хотя малыш своим плачем подает сигнал о помощи, он не вкладывает в этот плач никакой надежды.
По мере роста сознательности, уже через недели и месяцы у ребенка возникнет смутное чувство надежды, и плач будет связан с положительным или отрицательным результатом. Но едва ли зарождающееся чувство времени облегчает ребенку многочасовые ожидания. Из-за отсутствия прошлого опыта для ребенка, испытывающего потребность, время тянется бесконечно долго.
  
Младенец, как и мудрец, живет в вечном сейчас.Если ребенка держат на руках, то он бесконечно счастлив, если нет, то он переживает состояние тоски, бесконечной пустоты и уныния.
Повторимся, что сознание младенца в корне отличается от сознания взрослого. Ребенок не может разобраться, какие впечатления правильные, а какие - нет. Если он чувствует дискомфорт сейчас, он не может надеяться на то, что потом ему станет комфортнее. Когда мать оставляет его в одиночестве, малыш не может чувствовать, что «она скоро вернется», и все в мире становится невыносимо неправильным. Он слышит и принимает свой плач, и хотя мать, а также любой ребенок или взрослый, знает этот звук и его значение с незапамятных времен, для ребенка его собственный плач ничего не выражает. Он лишь чувствует, что этим плачем может каким-то образом исправить положение. Но и это чувство исчезает, если ребенка оставляют плакать слишком надолго, если за этим плачем не следует никакой реакции. Тогда ребенок погружается в безнадежное, безвременное отчаяние. Но вот наконец мать возвращается, и малыш снова в порядке: он не знает, что мать уходила, и не помнит своего плача. Он возвращается в свой континуум, и среда отвечает его ожиданиям. Когда его оставляют, лишают правильного опыта, он безутешен, он лишь чувствует нехватку чего-то. В такой ситуации ребенок не может расти, развиваться и удовлетворять свои потребности в опыте. Для развития необходим ожидаемый опыт, но ничто в истории развития предков человека не подготовило его к тому, что его будут оставлять одного, бодрствует он или спит, и тем более оставлять одного плакать.
 
На руках у матери ребенок чувствует, что все так, как должно быть. О себе он ничего не знает, кроме ощущения своей правильности, привлекательности и желанности. Без этого убеждения человек любого возраста ущербен: он не верит в свои силы, чувствует себя обделенным, ему не хватает спонтанности и грации. Все дети правильные, но сами они могут это знать только через отражение, через то, как с ними обращаются. Чувство собственной правильности - это единственное чувство человека по отношению к себе, на основе которого индивид может построить свое благополучное существование. 
 Правильность- это основное чувство по отношению к себе, присущее представителям нашего вида. Эволюция не подготовила человека к обращению с ним, не основанному на чувстве правильности его природы.


Об опыте:
Один из основных импульсов человека как животного, живущего в коллективе, - это поступать так, как, ему кажется, от него ожидают. <Поэтому нельзя говорить ребенку "Острожно, упадешь" - ведь, он думает, что именно этого от него и ожидают и обязательно упадет. >
Все же ребенок может извлечь пользу из опыта, только если последний соответствует некоторым критериям. Ребенок не может правильно развиваться, если окружающие неправильно к нему относятся или если отсутствуют разнообразные возможности для получения нового опыта. Необходимо, чтобы предметов, ситуаций и людей вокруг ребенка было больше, чем он может использовать в данный момент, чтобы он мог открывать и расширять свои способности. 
 И конечно, окружающее пространство должно в достаточной мере и достаточно часто меняться, но не слишкомрезко и не слишком часто. Достаточность, опять же, определяется характером опыта наших предков в детстве.

С каждым днем малыш склонен все больше узнавать культуру своего народа. Он начинает различать роль матери и отца в своей жизни. Мать так и остается тем, кем по отношению к младенцу до этого были все люди: той, кто обеспечивает ребенка всем необходимым и дает, ничего не ожидая взамен, кроме удовлетворения от «отдавания». Мать ухаживает за ним просто потому, что он есть; его существования достаточно, чтобы гарантировать ее любовь. Ее безусловное принятие ребенка остается постоянным. Отец же становится персоной, заинтересованной в социализации ребенка и в его продвижении к независимости. Отец выказывает одобрение, когда ребенок его заработает; материнская же любовь безусловна. Отец так же, как и мать, безусловно любит ребенка, но при этом его одобрение зависит от поведения малыша. Таким образом природа обеспечивает равновесие и поощряет общественное поведение.
  

О потребности в заботе:
К детям правильно относятся во время «ручного периода», поэтому они уверены, что их любят, и требуют материнской заботы лишь в чрезвычайных случаях, чтобы заглушить поистине нестерпимую боль. Наши же дети цивилизации несут на себе постоянное бремя тоски по недополученной любви и получают объятия, поцелуи и нежные слова за малейшие ушибы. Возможно, это не очень помогает заживлению их разодранных коленок, но получаемая ими забота уменьшает общее бремя боли, когда ребенку становится совсем тяжело.
 
 
О высвобождении энергии:
Но ребенок не может разрядить достаточное количество энергии, чтобы чувствовать себя комфортно, если по какой-то причине, как это часто бывает в цивилизованном обществе, свобода его действий ограничена либо недостаточным временем, проводимым на улице, либо недостатком места в доме, либо заключением в манеже, ходунках, кроватке или на стуле. В раннем детстве для сброса избытка энергии ребенок машет и бьет руками и ногами и напрягает тело. Но со временем он, возможно, обнаружит, что большая часть лишней энергии скапливается в его гениталиях, и, возбуждая их еще больше, он может направлять в них излишки энергии своего тела. При этом давление в гениталиях возрастает настолько, что в какой-то момент происходит сброс энергии. Таким образом мастурбация становится способом выпуска избытка энергии, не использованной ребенком в повседневной деятельности.
  
Об избалованности:
Очень широко распространено убеждение, что, обращая на ребенка слишком много внимания, мы мешаем развитию независимости и что, постоянно таская его на руках, мы ослабляем его будущую уверенность в себе… независимость сама по себе возникает из полноценного опыта «ручного периода», когда ребенок постоянно находится рядом с родителем, не обращающим на него чрезмерного внимания. Он просто наблюдает окружающий мир и жизнь своего родителя, находясь в полной безопасности на руках. Когда малыш покидает руки матери и начинает ползать, бегать на четвереньках и ходить, никто даже не пытается вмешаться и «защитить от опасностей». Здесь роль матери заключается в том, чтобы бытьготовой приласкать и утешить ребенка, когда он приходит к ней или зовет ее.
Чересчур опекаемым, зависимым ребенок становится тогда, когда его инициативу постоянно перехватывает не в меру заботливая мать, 
 а не когда малыша держали на руках в первые месяцы его жизни, что ему было особенно важно.



О зацикленности на ребенке:
Смотреть вопросительно на ребенка, который вопросительно смотрит на вас, - значит мешать реализации этого мощного импульса и тем самым вызывать в ребенке глубокое разочарование и не давать его разуму правильно развиваться. Ребенок ожидает увидеть сильную, занятую, доминирующую личность, по отношению к которой он может быть второстепенным, а взамен получает эмоционально слабого, раболепного человечишку, заискивающего перед ним и старающегося выудить из него благосклонность или одобрение. Ребенок станет подавать все более ясные знаки, означающие не недостаток внимания со стороны взрослых, а требование подходящего типа опыта. Разочарование ребенка во многом связано с тем, что подаваемые им сигналы (показывающие, что что-то не так) не приводят к изменению поведения взрослых.
 

Хулиганское поведение некоторых самых отчаянных и «непослушных» детей - на самом деле лишь мольба о том, чтобы им показали, как правильно себя вести. Постоянное потакание детям лишает их примеров из жизни взрослых, где они могут найти свое место согласно естественной иерархии взрослых и малышей и где их желательные действия принимаются, а нежелательные действияотвергаются, но они сами всегда принимаются такими, как есть.
Детям нужно почувствовать, что их принимают как благонамеренных и по своей природе дружелюбных людей, старающихся делать то, что верно, и полагающихся на предсказуемую реакцию старших в качестве критерия правильного и неправильного. Ребенок ищет информацию о том, что заведено, а что нет. Так, если он разбил тарелку, ему необходимо увидеть некоторую злость или грусть по поводу уничтожения полезной вещи, но не прекращение уважительного к нему отношения. Ведь ребенок расстроен из-за своей неосторожности не меньше вас и сам уже решил быть более аккуратным.
 
Если родители позволяют ребенку все подряд и не делают различий между желательными и нежелательными действиями, ребенок часто ведет себя непослушно и даже хулигански. Тем самым он заставляет родителей играть правильную, подобающую им роль. И вот когда у родителей больше не остается никакого терпения, они взрываются и обрушивают на ребенка всю скопившуюся в них злобу. Ребенок понимает это так: все его предыдущее поведение на самом деле было плохим, и родители его только терпели; они скрывали свои истинные чувства, и теперь неисправимое нахальство ребенка наконец положило конец их притворству.
Дети тратят немало усилий, пытаясь привлечь к себе внимание, но не потому, что они испытывают в нем недостаток. Просто получаемый детьми опыт неприемлем, и они сигнализируют об этом взрослым. Постепенно стремление, чтобы ребенка замечали, становится его самоцелью, невольной борьбой с другими людьми. Таким образом, если внимание родителей вызывает в ребенке еще более бурную реакцию, значит, оно явно ненадлежащего рода. Если рассуждать здраво, то вряд ли можно представить, что какой-либо вид эволюционным путем дошел до того, что дети постоянно доводят своих родителей.

Примечание: "Ручной период" длится от 6 до 9 месяцев

виды поцелуев и их значения

Жан Ледлофф — Психологос

Жан Ледлофф провела два с половиной года в глубине джунглей Латинской Америки вместе с индейцами племени екуана. Общение с этими людьми произвело на нее столь сильное впечатление, что Жан отбросила западные представления о том, как человек должен жить и воспитывать детей, и написала эту сенсационную книгу, ставшую бестселлером во многих странах мира. Жан подводит нас к пониманию того, что счастье — естественное состояние каждого человека; мы теряем благополучие только из-за недопонимания наших истинных потребностей и из-за неправильного воспитания детей. Жан страстно призывает нас прислушаться к интуиции, разобраться в себе и обеспечить нашим детям прочную эмоциональную основу, с которой можно прожить счастливую и радостную жизнь.

Сейчас Жан Ледлофф живет в Калифорнии, практикует и преподает психотерапию, основанную на принцип преемственности. Она читает лекции, выступает по радио и телевидению по всему миру.

Фрагменты из книги

Из книги Жан Ледлофф. Как вырастить ребенка счастливым.

Если случается какое-то отклонение от правильного поведения ребенка, ни отцы, ни матери этого не спускают. Они вовсе с ними не сюсюкаются. Как в случае с поведением Анчу во время кризиса Видиди, их ожидания остаются на прежнем уровне.

Они не издают жалеющих звуков, когда ребенок ушибется. Они ждут, чтобы он поднялся и догнал их, если это все, что требуется. В случае серьезной болезни или раны они делают все, что в их силах, чтобы помочь ему выздороветь: дают лекарства или прибегают к услугам шамана, иногда денно и нощно поют, обращаясь к злым духам, вошедшим в тело больного, но не выражают ему никакого сострадания. Больной же в меру своих сил старается пережить болезнь и никого не беспокоить без необходимости.

Наши дети, дети цивилизации, несут на себе постоянное бремя тоски по недополученной любви и получают объятия, поцелуи и нежные слова за малейшие ушибы. Возможно, это не очень помогает заживлению их разодранных коленок, но получаемая ими забота уменьшает общее бремя боли, когда ребенку становится совсем тяжело.

Вполне возможно, что ожидание симпатии — во многом приобретенное поведение. Я в этом нисколько не сомневаюсь, но уверенность в себе и в окружающих (в данном случае вообще в чужаке), свойственная детям, приходившим ко мне за помощью, говорила о чем-то куда более глубоком, чем просто отсутствие ожидания излишней нежности со стороны взрослых.

Во время одной из первых экспедиций к екуана в деревне Анчу под названием Вананья ко мне подошел мальчик лет четырех. Он приблизился застенчиво, боясь мне помешать. Наши взгляды встретились, мы ободрительно улыбнулись друг другу, и тогда он показал мне большой палец руки. На его лице, кроме искренней улыбки, не было ни жалости к себе, ни просьбы, чтобы его пожалели. Верхняя часть его пальца и часть ногтя были проткнуты насквозь, и сдвинутый в сторону кончик пальца держался только на коже и полузапекшейся крови. Когда я принялась чистить палец и ставить кончик на свое место, на его огромных, как у лани, глазах навернулись слезы; иногда его крохотная, протянутая мне ручонка дрожала, но он не отдергивал ее; в самые тяжелые моменты он всхлипывал, в остальное же время он был расслаблен и лицо его хранило спокойствие. Перевязав палец, я показала на него и сказала: «Ту-унах ахкей!» («Держи сухим!»), и он мелодично повторил: «Ту-унах ахкей!» Еще я добавила: «Хвайнама ехта» («Приходи завтра»), и он ушел. Его поведение полностью противоречило моим представлениям о поведении детей, об обращении с ними в чрезвычайных обстоятельствах, необходимости ласковых слов как части лечения и т. д. Я с трудом верила увиденному.

Во время другой экспедиции однажды утром меня разбудил голос двухлетнего ребенка, повторявшего мягким тоненьким голоском: «Си! Си!» Это было близкое подобие «Ши» — моего имени среди екуана, которое он мог выговорить. Я перегнулась из своего гамака и увидела Кананаси, совершенно одного, с требующим лечения порезом. Он совсем не плакал и не требовал поддержки или успокоения.

Другой случай помог мне очень многое понять, хотя и произошел спустя много месяцев после того, как я привыкла к спокойному и непринужденному отношению екуана к лечению. Авадаху, второй сын Анчу, мальчик около девяти лет, пришел ко мне в хижину с раной в животе. При осмотре оказалось, что рана неглубокая и совсем не опасная, но при первом взгляде я испугалась, что, возможно, сильно повреждены внутренние органы.

‑ Нехкухмухдух? (Что это?) — спросила я.

‑ Шимада (Стрела), — вежливо ответил он.

‑ Амахдай? (Твоя?) — спросила я.

‑ Катавеху, — назвал он имя своего десятилетнего брата, при этом проявляя не больше эмоций, чем если бы он говорил о цветке.

Я уже обрабатывала его устрашающую рану, когда вошли Катавеху и несколько других мальчиков — посмотреть, что я делаю. В Катавеху не было заметно и тени вины, а в Авадаху — злости. Это был самый настоящий несчастный случай. Подошла их мать, спросила, что случилось. Ей вкратце рассказали, что ее старший сын попал стрелой во второго сына на берегу реки.

— Йехедухмух? (В самом деле?) — спокойно сказала она.

Она ушла по своим делам прежде, чем я закончила обработку раны. Ее сыну оказывали помощь; он ее не звал; ей незачем было оставаться. Единственный, кто был взволнован, это я. Что сделано, того не воротишь; самое лучшее лечение, возможное в тех условиях, было предоставлено, и даже другим мальчикам не было нужды оставаться. Они вернулись к своим играм прежде, чем я закончила. Авадаху была не нужна моральная поддержка, и когда я наложила последний пластырь, он пошел обратно к реке, к своим друзьям.

Его мать исходила из того, что если бы ему была нужна ее поддержка, он пришел бы к ней, и она всегда готова была его принять.

Уберечь от опасности

Американских детей защищают всяческими предохраняющими приспособлениями, пожалуй, больше, чем каких бы то ни было детей за всю историю человечества, и, следовательно, меньше всего ожидают от них способности самим позаботиться о себе.

Очень кстати здесь привести услышанную мной историю одной семьи. Родители очень беспокоились, что бассейн во дворе дома представлял опасность для их маленького ребенка. Речь шла не о том, что вода в бассейне может внезапно подняться и увлечь за собой малыша, но, скорее, что ребенок может упасть или броситься в бассейн. Они соорудили ограду вокруг бассейна и всегда держали калитку на замке.

Вполне возможно, что с помощью объяснений родителей ребенок, вовсе об этом не задумываясь, очень хорошо усвоил значение забора и запертой калитки. Он настолько хорошо понимал, чего от него ожидают, что, однажды обнаружив калитку открытой, он вошел в нее, упал в бассейн и утонул.

Когда я услышала эту историю, которую мне рассказали с целью продемонстрировать необходимость постоянной защиты детей от свойственной им способности причинять себе вред, я не могла не вспомнить о той яме в деревне Вананья, рядом с которой дети играли целыми днями безо всякого присмотра и при этом оставались целы и невредимы. Эти два отдельно взятых случая, конечно же, много не значат, но хорошо отражают различия двух культур. Дети екуана оказываются в огромном количестве потенциально опасных ситуаций. Одна из наиболее впечатляющих опасностей — это повсеместное присутствие острейших мачете и ножей, на которые можно наступить, упасть, и с которыми можно свободно играть. Крохи, еще ничего не знающие о ручках, брали ножи за лезвия и у меня на глазах размахивали ими, сжав их в своих пухлых кулачках. Они не только не ранили свои собственные пальцы и не причиняли себе ни малейшего вреда, но если они были на руках у матери, то умудрялись не задевать и ее.

Точно так же дети, играющие с головешками, спотыкаясь и падая с ними, перелезая через порог хижины высотой тридцать сантиметров, никогда не касались горячим углем ни себя, ни свешивающихся сухих пальмовых листьев, покрывающих крышу, ни своих или чужих волос. Дети, как щенки, играли возле домашнего очага без вмешательства со стороны уважающих их взрослых.

Мальчики, начиная примерно с полутора лет, тренировались в стрельбе из лука острыми стрелами; при этом некоторые энтузиасты носили с собой лук почти всегда, когда были на ногах. Стрельба из лука не была ограничена какими-то отведенными местами; кроме того, не существовало никаких «правил техники безопасности». За два с половиной года, проведенных с екуана, я была свидетельницей только одного ранения стрелой, о котором упомянула выше.

Кроме того, ребенка поджидают опасности джунглей, в бескрайних нехоженых просторах которых легко заблудиться и где легко можно поранить при ходьбе босые ноги и голое тело. Я уже не говорю о более очевидных опасностях вроде змей, скорпионов и ягуаров.

А в реках сильные течения еще более опасны, чем анаконды и крокодилы, и ребенок, заплывший дальше, чем позволяют ему силы и способности, с большой степенью вероятности может разбиться о скалы или многочисленные подводные коряги. Глубина и скорость течения знакомой части реки варьируются день ото дня в зависимости от количества дождя, выпавшего выше по течению, поэтому знание опасностей сегодня может не помочь завтра. Дети, ежедневно купающиеся и играющие в реке, должны точно оценивать свои силы при любых обстоятельствах.

Скорее всего уверенность ребенка в своих силах зависит от возложенной на него ответственности. Способность заботиться о себе у большинства западных детей используется только частично, а большая часть забот взята на себя родителями. С присущим ему неприятием излишеств континуум устраняет ровно столько механизмов самосохранения, сколько взяли на себя другие. В результате снижается эффективность, поскольку никто, кроме самого ребенка, не может постоянно и тщательно быть на страже всех окружающих его обстоятельств.

Чем меньше ответственности за безопасность ребенка будет брать на себя мать в нашем обществе, тем быстрее и полноценнее ребенок станет независимым. Он и сам поймет, когда ему нужна помощь или поддержка. Именно ребенок должен стать инициатором общения. Конечно, речь идет не о том, чтобы лишить малыша возможности прибегнуть к помощи матери, но она должна предложить минимум указаний и вмешательства.

Чересчур опекаемым, зависимым ребенок становится тогда, когда его инициативу постоянно перехватывает не в меру заботливая мать, а не когда малыша держали на руках в первые месяцы его жизни, что ему было особенно важно.

Методика раннего развития Жан Ледлофф

Эмоциональное, физическое и интеллектуальное развитие ребенка на каждом этапе взросления зависит от окружающих его взрослых, поэтому очень важно серьезно подходить к методам воспитания. Например, за основу воспитания можно взять естественную методику раннего развития Жан Ледлофф, которая описана в ее книге «Как вырастить ребенка счастливым».

Для каждой семьи рождение ребенка – радостное и долгожданное событие. Родители тщательно готовятся к нему, а затем полностью посвящают себя малышу, стараясь обеспечить его всем необходимым.

По утверждениям многих экспертов, первые семь лет жизни человека являются наиболее благоприятными для развития в нем способностей и личностных качеств, которые сохранятся на всю жизнь. В поисках правильного подхода к воспитанию главного члена семьи родители изучают множество методик раннего развития, среди которых можно выделить методику Жан Ледлофф.

Отметим, что под многообещающим названием «Как вырастить ребенка счастливым» скрываются немного шокирующие принципы воспитания, которые не всегда могут быть применены в нынешнем обществе, но могут натолкнуть на полезные мысли.

Жизнь Жан Ледлофф: путешествие, которое открыло мир

Американская писательница и психотерапевт Жан Ледлофф родилась в Нью-Йорке в 1926 году. В молодые годы она училась в семинарии для молодых девочек, затем поступила в Университет Корнелла, который бросила ради путешествий по Европе. Ледлофф увлекалась изучением испанского, итальянского, французского языков, что дало ей возможность подрабатывать переводчиком. Во время своих странствований по европейским странам она также работала фотомоделью.

Под влиянием импульса молодая писательница в начале 50-х годов отправилась в экспедицию на поиски алмазов в Венесуэлу. Хотя ей не удалось заработать на этом, она смогла познакомиться с культурой местных аборигенов и изучить особенности воспитания детей в племенах индейцев.

После первой экспедиции она побывала в венесуэльских джунглях еще 4 раза. Одна из ее поездок продлилась 2,5 года. В период, который она прожила с племенем екуана, Ледлофф практиковала психотерапию, писала картины. По возвращению домой писательница отразила свои мысли о воспитании детей в книге, опубликованной в 1975 году. В ней она раскритиковала методы, используемые родителями в США и Европе, сформулировав правильные, по ее мнению, принципы развития ребенка, основанные на подходах южно-американских индейцев.

Жан Ледлофф умерла в своем плавучем доме в Калифорнии, где жила со своим котом, в 2011 году. Хотя писательница испытывала большую заинтересованность в воспитании детей и отношениями между родителями и ребенком, радости материнства она так и не узнала.

Особенности методики Жан Ледлофф

Книга «Как вырастить ребенка счастливым» получила много откликов, как положительных, так и отрицательных. Несмотря на то, что с момента ее написания прошло более 40 лет, она до сих пор вызывает бурные обсуждения. В основу работы автор заложила популярные сегодня принципы естественного воспитания, но ее предложения вышли далеко за пределы привычных.

По словам писательницы, все люди рождаются с набором определенных ожиданий, которые передаются через поколение. Повторение последовательностей поведения очень важно, поэтому каждый ребенок подсознательно ищет способы приобретения необходимого опыта, а невозможность реализации этой потребности заставляет его чувствовать себя обделенным. То есть основная задача родителей заключается в обращении к ребенку на уровне его инстинктов, обеспечение постоянного материнского тепла, прикосновений и ласки.

Воспитательские традиции племени, в котором она жила, сильно впечатлили ее. Она рассказывала о том, что дети племени не капризничали, не плакали и с удовольствием помогали взрослым. Сравнивая методы воспитания цивилизованных стран с традициями племен Латинской Америки, Ледлофф утверждала, что современные родители совсем забыли об основных инстинктах, заложенных природой, а некоторые используемые практики программируют человека на несчастливую жизнь.

По ее мнению, дети, которые хотя бы ненадолго были отлучены от матери до того, как научились ползать, с возрастом начинают испытывать недостаток родительского тепла. Это негативно отражается на психике и здоровье, а также может привести к возникновению пагубных привычек. Пребывание в постоянном телесном контакте с матерью в этом возрасте формирует у малышей чувство безопасности и спокойствия.

Принципы воспитания по методике Жан Ледлофф

Основными принципами воспитания согласно методике Ледлофф являются:

1. Отсутствие соперничества. В племени екуан отсутствует дух соперничества, так как это пагубно влияет на их эмоциональное здоровье. Родители не приводят в пример других детей и не стараются, чтобы их малыш становился лучше кого-то.
2. Восприятие детей, как взрослых личностей. С малых лет нужно развивать индивидуальность ребенка, способствовать его всестороннему развитию, руководствуясь природными способностями.
3. Исключение отношений, когда ребенок становится центром Вселенной. Индейцы никогда не потакают капризам детей. Если ребенок упал, но способен встать и идти дальше, не нужно его успокаивать. Он должен учиться самостоятельности. Нельзя также ограничивать его в передвижении. В племени екуан детям разрешают играть с острыми предметами, находиться у водоемов без присмотра. Когда они учатся ползать, свободное пространство также не ограничивается.
4. Толерантность. Екуанцы уважают окружающих их людей и учат этому своих детей. Для них не имеет значения, с какого континента приехал человек, какой он национальности, есть ли у него какие-либо физиологические отклонения.
5. Участие ребенка в деятельности родителей. Привлечение детей к полезному труду способствует развитию. Вместе с родителями они учатся не только выполнять необходимую работу, но и социально адаптируются.
6. Развитие таких качеств, как решительность, уверенность и спокойствие. Дети учатся, глядя на своих родителей. Взрослые, которые демонстрируют эти качества, становятся положительным примером. Это исключает возможность проявления недееспособности во взрослом возрасте.
7. Обучение ребенка налаживанию контактов с окружающими. Родители активно участвуют в социализации малышей, учат их выстраивать отношения с другими людьми, сотрудничать.

Недостатки методики развития Жан Ледофф

Вполне очевидно, что гармоничное слияние индейских племен с природой и проживание в джунглях сильно отличается от особенностей жизни в городах с развитой инфраструктурой. Вызовы, с которыми сталкиваются в племени екуан, перекладывающиеся на их традиции, не соответствуют общепринятым. В отличие от индейцев, опирающихся на инстинкты, людьми сегодня правит интеллект, который накладывает определенные запреты и выдвигает требования к поведению.

Кроме того, большинство идей, предложенных методикой, не применимо в современном обществе. К примеру, сложно представить маму, которая при всем большом желании, могла бы не расставаться с ребенком ни на минуту и носить его на руках в течение 6-8 месяцев. Еще сложнее – разрешать детям играть с ножами или оставаться в одиночестве у бассейнов. Обучать самостоятельности, безусловно, нужно, но при этом дети не должны подвергаться опасности. Также методика предлагает не запрещать детям находиться в комнате, где родители занимаются любовью. При всем уважении к племенным поселениям такие подходы точно противоречат моральным устоям нынешнего общества.

Нельзя не сказать и о том, что счастье и жизнерадостность екуанцев связаны, скорее всего, не с воспитательскими традициями, а с отсутствием образа жизни, который принято вести в цивилизованном мире. Постоянная погоня за материальными благами и суета выматывают современного человека и снижают уровень его удовлетворенности жизнью в обществе, поэтому и методы воспитания приходиться применять другие.

Подписывайтесь на наш Telegram, чтобы быть в курсе важных новостей в сфере образования.

Рецензии на книги Жан Ледлофф

Написанная в далёком 1975 году, книга Жанны Ледлофф мгновенно сделала её очень популярной — на тот момент идея постоянного ношения младенца на руках сильно выбивалась из общепринятого родительского подхода и была во многом революционной. Для сегодняшнего читателя книга уже не будет чем-то шокирующим, большинство родителей и так понимает, что ношение на руках не может избаловать или сделать ребёнка «ручным», но всё же, на мой взгляд, прочитать о том, как делают своих детей счастливыми в южноамериканском племени Екуана стоит хотя бы потому, что стоит в ряду основополагающих, связанных с так называемым «естественным родительством» .

Книга во многом категоричная, все 200 страниц очень навязчиво и безапелляционно продвигается одна единственная мысль о том, что современный родитель из цивилизованного мира перестал слушать свои природные инстинкты и потому растит детей исключительно с искалеченной психикой и безграничной душевной раной. Многие страницы читать физически тяжело, как, например, те, что описывают предполагаемые переживания и мысли новорождённого, оставленного без рук и постоянного тепла матери и в бесконечном холоде и одиночестве детской кроватки.

Возможно, именно так и нужно было написать, что вызвать яркий отклик в душах немногих (а по тем временам даже многих) сомневающихся, тех, кого мамы, бабушка или медицинские работники предостерегают от того, чтобы лишний раз не брать младенца в руки, не укачивать и не носить постоянно в слинге — в книге приведены более чем наглядные аргументы. И всё же не смотря на то, что я более чем согласна с описанными принципами ухода за ребёнком, именно стиль написания и этот постоянный обвинительный приговор всем современным родителям настраивает на то, чтобы спорить с автором и зачастую вызывает отторжение — не проходит ощущение, что читаешь книгу фанатика, готового с ножом кидаться на отстаивание своих взглядов.

Впрочем, её можно понять — в 20 лет девушка потеряла себя, сбежала из нелюбимого дома, не видела области, в которой могла бы состояться как личность, не получила никакого образования, разочаровалась в родителях, друзьях, стране, уехала на другой континент, но и там не нашла себя и тут у неё появилась возможность увидеть жизнь первобытного племени Екуана, чей ритм жизни, нравы и ценности разительно отличаются от того, чем живёт наше общество. Конечно, постоянная жизнь в небольшом коллективе близких тебе людей, сплочённых постоянной внешней угрозой со стороны природы, мягкий климат и отсутствие давления со стороны общепринятых обществом норм, делает человека мягче, спокойней и с виду счастливее — шанс полностью разочароваться в цивилизации и проникнуться идеями племени был слишком велик. Лидлофф подпала под обаяние размеренной жизни первобытных людей и попыталась объяснить все современные проблемы людей (включая наркоманию, алкоголизм и прочее) тем, что мы слишком далеко ушли от природы и слишком много по жизни руководствуемся интеллектом. Многие примеры она взяла хорошие, я их всей душой поддерживаю — поощрение привязанности, ношение на руках, совместный сон, кормление грудью по требованию, следование природным инстинктам при воспитании детей, вера с социальность и «хорошесть» ребёнка — но вот выводы сделала слишком категоричные, ибо ситуации и семьи бывают разные, а жить в современном городе по принципам первобытного племени слабо осуществимо: нет общей «деревни привязанностей» и дополнительной помощи родных и близких; климат, наличие других детей и условия жизни не позволяют постоянно носить на себе ребёнка и так далее. То есть как и с любой идеей — нужно делать скидки и поправки на жизнь каждой конкретной семьи. И уж совсем негоже лишний раз давить на чувство вины, которое есть в каждой матери, и обвинять её, что лишний раз оставляя своего ребёнка одного в кровати, она наносит ему непоправимую рану.

Кроме того, Лидлофф безоговорочно приняла абсолютно ВСЕ принципы племени, а, как известно, идеальных обществ не бывает, а раз в эволюционной гонке победили не племя Екуана, а современный человек, значит, были у этого племени какие-то идеологические упущения. Скажем, автор обращает внимание на то, что екуана специально ничему не учат своих детей, не уделяют им активное внимание, и дети лишь пассивно участвуют в жизни взрослых и на их примере осваивают жизнь, перенимая привычки и умения; а ещё с определённого возраста дети общаются лишь с другими детьми, чтобы не отвлекать взрослых от их дел. И тут ребром встаёт как раз вопрос развития и прогресса — психологи давно доказали, что без участия взрослого игра ребёнка не становится насыщеннее, не развивается и не усложняется, зачастую оставаясь на предметно-манипулятивном уровне; кроме того, в современном обществе оставить ребёнка на откуп сверстников приведёт к его отставанию — другие дети не будут так заинтересованы в том, чтобы развивать и обучать ребёнка, учить его читать и писать, прививать ему жизненные ценности, знакомить с прекрасным, пробуждать любопытство к окружающему миру… Екуана живут как бы в дымке своей примитивности и не хотят выходить за рамки своего комфорта, пребывая в незыблемом счастье ограниченного человека. Да, цивилизация добавила человеку психологических проблем, напрягает его бешеной гонкой и городским одиночеством, но она и одарила его богатством, которого не хочется лишаться: безопасность, комфорт, культура, мобильность и яркость жизни. Вопрос остаётся в том, как все блага переварить и научиться жить с ними и с самим с собой в гармонии. Легче всего свалить все свои жизненные неудачи и душевные проблемы на недостаток контакта с матерью в младенческий период, как это делает Лидлофф, но не отрицая того, что многие проблемы идут из детства, я всё же считаю, что душевного равновесия можно усилием разума, детские травмы можно компенсировать личным усилием или с помощью психотерапевта и вообще человек сам творец своего счастья.

Ну и всё же отдавая дань книге, не могу не сказать, что мне оказалось более всего близко в теории Лидлофф. Я абсолютно согласна с тем, что ребёнка необходимо по возможности больше держать на руках или в слинге, днём и ночью — ребёнок становится спокойней и почти не плачет, потому что он становится уверен в себе и в мире вокруг него, когда постоянно рядом есть главный источник привязанности и опора в мире — мама. Теория проверена мною на двух детях, плоды данного подхода — исключительно положительные, никаких ужасов того, что ребёнок становится слишком «ручным» я не увидела, любой малыш будет сидеть на руках мамы отмеренный срок, а потом с бОльшим удовольствием начнёт исследовать мир. И я согласна с тем, как эту необходимость ручного периода объясняет Лидлофф: ребёнок рождается с нулевым жизненным опытом, всё, что он знает — это материнское тепло и звук её сердцебиения, ему просто не может быть физически комфортно находиться в холодной и твёрдой кроватке, в изоляции от звуков, шума жизни, который он слышал в животе мамы, а значит, в сенсорной изоляции, ему может быть страшна и слишком непривычна такая перемена из постоянного пренатального контакта с мамой к пустоте и неизменности лежания в кроватке, не дай бог ещё в спелёнутом виде, что нельзя пошевелиться. Кроме того, мама для ребёнка — это главная опора в жизни, это то, что первые годы делает его уверенным в себе и мире, мир слишком непредсказуем и огромен, что-то одно должно быть всё время рядом в неизменном состоянии — это мама. Постепенно с возрастом необходимость постоянно физически ощущать маму рядом сменяется на психологическую привязанность и эмоциональную близость, в этот момент ребёнок как слезает с рук; воспринимать мир во всём его изобилии сразу после рождения, не держась при этом за материнскую юбку, детской психике слишком сложно, отсюда рождается тревожность. И по своему опыту могу сказать, что зачастую, особенно имея второй ребёнка дома, значительно проще растить младенца именно в слинге — так малыш и спит дольше, крепче и спокойней, и не надо постоянно прыгать и утруждать себя подкачиваниями, сосками, аудионянями и мобилями. Кстати, к вопросу о подвесных игрушках и мобилях — они созданы для того, чтобы знакомить с миром, давать первую сенсорную информацию, но насколько же она богаче, когда ребёнок постоянно на руках взрослого! Конечно, не класть ребёнка никогда в кроватку — это тоже утопия, мы не в жаркой Южной Африке, где можно просто зайти в речку и вдвоём искупаться, где можно круглосуточно гулять и спать на траве, но теория Лидлофф даёт своё подтверждение и когда мой ребёнок спит на кровати — стоит ей начать беспокоиться, просыпаться, как я кладу свою руку или ложусь рядом с ней, и малышка сразу успокаивается и спит дальше — мама рядом, а значит, всё в порядке (в общем-то отсюда и совместный сон вытекает).

И ещё про один момент хочется упомянуть, мне показалось интересным, как Екуана встречают гостей или родных после долгого отсутствия: сначала гость просто сидит у одной из хижин и как бы привыкает к новому месту, его ритму жизни, обычаям, людям, проникается местным воздухом, постепенно, в комфортном для него режиме, он включается в эту жизнь: заговаривает с одним человеком, другим, кто-то приносит ему еду, при необходимости подстилку для сна, а в какой-то момент он полностью чувствует себя свободно и органично включается в разговоры и общение с местными. Это, конечно, разительно отличается от принятого у нас приёма гостей и во многом наши приёмы, когда и гости и хозяева сразу же должны активно включиться в разговоры, быть интересными друг другу, когда паузы неудобны и повисают в воздухе. А ведь им действительно просто надо привыкнуть друг к другу — не зря же настоящее веселье начинается только через час-другой после начала визита. Тут нам есть чему поучиться…

В общем, книга интересная, но я не рекомендую к прочтению слишком впечатлительным личностям, ибо даже сама автор в послесловии рассказывает, как одна из её читательниц рыдала над книгой несколько дней и всё не могла прийти в себя, или как другая себя ругала, думая, как она сильно навредила своему старшему ребёнку, но в целом можно ознакомиться интересующимся естественным родительством и со слегка экстремальными его формами.

Читать книгу Как вырастить ребенка счастливым. Принцип преемственности Жан Ледлофф : онлайн чтение

Ж. Ледлофф
Как вырастить ребенка счастливым. Принцип преемственности

Classics in Child Development

THE CONTINUUM CONCEPT

In Search of Lost Happiness

Jean Liedlof

A Merloyd Lawrence Book

Addison-Wesley Publishing Company

1994

В соответствии со ст. 1299 и 1301 ГК РФ при устранении ограничений, установленных техническими средствами защиты авторских прав, правообладатель вправе требовать от нарушителя возмещения убытков или выплаты компенсации.

© Издательство «Генезис», 2002, 2014

***

(26.11.1926 -15.03.2011)

Жан Ледлофф провела два с половиной года в глубине джунглей Латинской Америки вместе с индейцами племени екуана. Общение с этими людьми произвело на нее столь сильное впечатление, что Жан отбросила западные представления о том, как человек должен жить и воспитывать детей, и написала эту сенсационную книгу, ставшую бестселлером во многих странах мира. Жан подводит нас к пониманию того, что счастье – естественное состояние каждого человека; мы теряем благополучие только из—за недопонимания наших истинных потребностей и из-за неправильного воспитания детей. Жан страстно призывает нас прислушаться к интуиции, разобраться в себе, и обеспечить нашим детям прочную эмоциональную основу, с которой можно прожить счастливую и радостную жизнь.

***

Если есть книга, которая могла бы спасти мир, то эта книга перед вами.

Джон Ходт

Революция в воспитании детей.

Журнал «New Age»

Эта книга объясняет суть вещей, и поэтому достойна всеобщего внимания.

Журнал «Conservation News», Лондон

Никогда не думал, что европеец может быть столь проницательным.

Я не встречал более мудрой книги, написанной нашим современником.

Проповедник Дзен из Великобритании

Человечество в долгу у Жан Ледлофф… Она делает очевидным невротичность нашей цивилизации и показывает, какими могут быть здоровые люди, здоровые семьи и здоровое общество. Принцип преемственности имеет огромное значение для нашего будущего.

Центр исследования общественного развития, Лондон

***

Если есть книга, которая могла бы спасти мир, то эта книга перед вами.

Джон Холт

Предисловие

Как вырастить ребенка счастливым? Каждый любящий родитель задается этим вопросом. Ответ приходится искать самим, ведь ни в семье, ни в школе, ни в институте нас не учат тому, как это делать. Однако, как ни странно, книги о том, как вырастить ребенка счастливым, – огромная редкость. Большинство авторов книг по уходу за ребенком не только не знают ответа на этот вопрос, но даже не понимают его сути. Они считают (и заставляют верить в это родителей), что счастье ребенка целиком складывается из сухих подгузников, детского питания и плюшевых зверьков.

В нашем стремлении дать ребенку «все, что ему нужно», мы часто проходим мимо самого главного – того, в чем он нуждается не просто для того, чтобы выжить, но для того, чтобы вырасти счастливым. Привычным является мнение о том, что ребенок для молодой семьи – большое испытание: он плачет, будит родителей по ночам, а когда начинает ползать и ходить, все норовит сломать и опрокинуть. Мы списываем это на то, что «все дети такие», и даже не замечаем, что у кошки, которая никогда не читала умных книг по уходу за котятами, котята плачут куда реже, чем у нас – человеческие детеныши.

Мы не только не знаем и не понимаем истинных потребностей наших детей, но еще и привыкли перекладывать ответственность за их здоровье, воспитание и безопасность на кого-то еще: мы рожаем детей в роддомах, если они заболеют – отводим к врачу, отдаем их воспитывать в детские сады, а потом в школу. Но те, кому мы доверяем наших детей, тоже не всегда знают, что нужно ребенку для счастья; они тоже узнавали об этом из книжек, авторы которых имеют о счастье неизвестно какое представление.

Получается порочный круг: каждый думает, что знает, как вырастить детей счастливыми. Некоторые даже пишут об этом книги. Но на самом деле мало кто об этом знает, отчасти потому, что редко встречаются люди, которые умеют – без всяких книг, просто следуя внутреннему инстинкту – быть счастливыми и растить счастливыми своих детей.

Жан Ледлофф – автор книги, которую вы держите в руках, встретила именно таких людей. Более того, прожив с ними два с половиной года, она поняла, чем их воспитание детей отличается от нашего, поняла, почему их дети вырастают счастливыми, а наши на всю жизнь остаются «трудными подростками». Поняв это, она написала об этом книгу – книгу о том, как вырастить детей счастливыми. Известный психолог Джон Холт сказал о ней: «Если есть книга, которая могла бы спасти мир, то эта книга перед вами». Эти слова – не преувеличение, ведь все многообразие самых страшных проблем человечества – войны, преступность, самоубийства; нищета, голод, болезни; депрессии, наркомания и алкоголизм; загрязнение и разрушение природы – только проявление внутреннего неблагополучия современного человека. А так как счастье или несчастье начинаются там же, где и новая жизнь – с рождения и воспитания ребенка, то, правильно относясь к детям, мы не только обеспечиваем им психическое благополучие на всю жизнь, но и делаем первый и самый важный шаг к более радостному и человечному устройству общества, к миру без насилия и страдания.

Сегодня мы почти забыли о том, что умение правильно растить детей заложено в каждом из нас природой. Жан Ледлофф напоминает нам об этом. Мы можем прислушаться к своим собственным материнским и отцовским инстинктам, услышать их и следовать им. Только так мы можем понять, чего наши дети ожидают от нас, только так мы можем вырастить их счастливыми.

Леонид Шарашкин

Глава первая
О том, как мои взгляды на жизнь круто изменились

Хотя эта книга не развлекательная повесть, а приглашение к размышлению, мне хотелось бы рассказать немного о своей жизни и дать читателю представление о том, как я пришла к осознанию принципа преемственности или непрерывности. Возможно, эта история поможет объяснить причины, по которым мое мировоззрение стало столь отличным от представлений американцев, среди которых я выросла.

Отправляясь в джунгли Южной Америки, я понятия не имела о принципе преемственности; индейцы интересовали меня по столь ку поскольку, а в душе было лишь смутное ощущение того, что, возможно, там меня ждет важное открытие. Во время моего первого путешествия по Европе, во Флоренции, двое итальянцев пригласили меня в экспедицию за алмазами в Венесуэлу, в район одного из притоков Ориноко – реки Карони. Приглашение было таким неожиданным, что у меня оставалось лишь двадцать минут на размышление, приготовления и сборы. Я бросилась в гостиницу, потом на вокзал и заскочила в уже отходящий поезд.

Когда суматоха в вагоне улеглась, я оглядела наше купе, заваленное чемоданами; пыльные окна уныло отражали наши многочисленные пожитки, и здесь я с ужасом осознала, что действительно еду в джунгли.

Я не могла дать себе отчет о причинах столь скоропалительного решения, однако оно казалось мне совершенно верным. Пожалуй, даже не алмазы так зачаровали меня своим блеском, хотя возможность нажить состояние, роясь в иле тропических рек, привлекала меня куда больше, чем любая другая работа. Слово «джунгли» – вот что вскружило мне голову. Наверное, это можно объяснить одним случаем, произошедшим со мной в детстве.

Это случилось, когда мне было восемь лет, и произвело на меня неизгладимое впечатление. И по сей день я придаю этому происшествию огромное значение, хотя тот момент просветления открыл лишь проблеск истины, так и оставив в тени ее суть. Но что самое печальное, эта искорка истины так и не продвинула меня в понимании ее значения в рутине повседневной жизни. Видение было слишком мимолетным и смутным, чтобы применить его на практике. Но, несмотря на это, оно вступило в противоречие со всеми моими желаниями и привычками. Эта книга как раз о моих попытках вновь обрести то ощущение вселенского порядка и высшей истины.

Итак, вот этот случай. Как-то нас вывели на прогулку из летнего детского лагеря в лес. В строю ребят я шла последней. Немного отстав, я торопилась нагнать всю группу, как вдруг сквозь стволы деревьев приметила поляну. На дальней от меня стороне прогалины росла пушистая ель, а прямо по центру возвышалась кочка, поросшая ярким изумрудным мхом. Лучи полуденного солнца скользили по темной зелени соснового леса. А полоска неба, виднеющаяся сквозь кроны деревьев, сияла ослепительным ультрамарином. Вся эта природная картина настолько поражала своей завершенностью и исходящей от нее силой и энергией, что я остановилась как вкопанная. В благоговении, словно очутившись в волшебном и священном храме, я подошла к краю полянки, а потом и к середине, где легла, прижавшись щекой к освежающему мху. Все заботы и волнения, наполнявшие мою жизнь, унеслись прочь. Вот оно, то место, где все было так, как должно быть. И ель, и земля подо мной, камень и мох – все пребывало в полной гармонии. Казалось, так будет всегда: и осенью, и зимой. А потом придет весна, и это чудесное место снова пробудится и расцветет; что-то здесь уже отживет свое, а что-то лишь только вступит в жизнь, но все будет именно так, как должно быть.

Я чувствовала, что нашла утерянную суть вещей, ключ к истине, и ни в коем случае не должна утратить столь явственную в этом месте мудрость. Я чуть было не сорвала кусочек мха, который служил бы напоминанием об этом месте, но вдруг меня остановила мысль, которая не всегда приходит в голову и взрослому. Я неожиданно осознала, что, дорожа этим амулетом из мха, я могу забыть свои ощущения в этот момент просветления и однажды обнаружить, что храню всего лишь кусочек мертвой растительности.

Поэтому я ничего не взяла, но пообещала себе, что каждый день перед тем, как ложиться спать, в мыслях буду посещать свою Поляну и таким образом снова испытывать ее успокаивающее влияние. Даже в свои восемь лет я осознавала, что огромное количество понятий и ценностей, исходивших от моих родителей, учителей, других детей, нянек, вожатых и прочих, вовсе не продвинет меня в понимании жизни, а лишь усугубит мое замешательство. С течением времени я окончательно запутаюсь в дебрях «правильного и неправильного», «желательного и нежелательного». Но если я сохраню в памяти Поляну, то, как мне казалось, я никогда не потеряю себя в этом мире.

В тот же вечер, перед сном, я с благоговением вспомнила Поляну и утвердилась в своем намерении никогда ее не забывать. Год за годом ее немеркнущий образ всплывал в моей памяти: кочка, ель, свет солнца – в неразрывном единстве.

Но шли годы, и я замечала, что порой не вспоминаю о Поляне днями, неделями, а то и месяцами. Я пыталась вновь обрести то чувство свободы, которое раньше дарила Поляна. Но моя жизнь изменилась. На смену детсадовским понятиям о том, «что такое хорошо и что такое плохо», постепенно пришли часто противоречивые ценности моей семьи и нашего окружения: смесь викторианских добродетелей и приличий с индивидуализмом, либеральными взглядами, любовью к живописи и преклонением перед ярким самобытным умом, каким обладала моя мать.

К тому времени, как мне исполнилось пятнадцать, я поняла, что Поляна утратила для меня былое значение, чему я почти не огорчилась. Память в деталях сохранила всю картину, однако, как я и боялась, когда хотела взять на память кусочек мха, смысл ее исчез. Образ Поляны в моей голове превратился в потерявший силу амулет.

Я жила с бабушкой, а после ее смерти решила бросить учебу и отправиться в Европу. Я толком не могла разобраться в своих желаниях, но поскольку общение с матерью всегда заканчивалось ссорами, мне оставалось полагаться лишь на свои собственные силы. К всеобщему удивлению, ни карьера фотомодели или автора статей для журналов мод, ни дальнейшее образование меня не привлекали.

В каюте отплывающего во Францию корабля я плакала от страха неизвестности. Казалось, я променяла все, что у меня было, на иллюзорную мечту. Но отступать мне не хотелось.

Я бродила по Парижу, делая наброски и сочиняя стихи. От предложения поработать моделью у Кристиана Диора я отказалась. Несмотря на связи во французском журнале «Вог», я лишь изредка подрабатывала моделью и не соглашалась на постоянную работу. Тем не менее в этой чужой стране было уютнее, чем в родном Нью-Йорке. Я чувствовала, что стою на правильном пути, но все еще не понимала, чего ищу. Летом я поехала в Италию: сначала в Венецию, потом в Ломбардию и, наконец, во Флоренцию. Там я и встретила двух молодых итальянцев, пригласивших меня поехать в Южную Америку за алмазами. Как и при отъезде из Америки, я в страхе дрожала от безрассудности своих поступков, но и не думала отступать.

Наконец мы добрались до Венесуэлы и после долгих приготовлений и задержек отправились вверх по реке Каркупи, маленькому неизведанному притоку Карони. Несмотря на многочисленные препятствия, за месяц мы проделали большой путь вверх по течению. Нередко приходилось браться за топоры и мачете, чтобы проложить путь для каноэ сквозь ветви деревьев, поваленных поперек реки, и с помощью двух индейцев переносить на себе почти тонну снаряжения в обход водопадов и стремнин. Когда река превратилась в узкую речушку, мы разбили лагерь, чтобы исследовать несколько мелких притоков.

Это был первый «выходной» с тех пор, как мы отправились вверх по Каркупи. После завтрака один итальянец в сопровождении обоих индейцев пошел обследовать местность, в то время как второй блаженно качался в гамаке.

Мне же хотелось почитать, и я устроилась между корнями огромного дерева, стоявшего у самой воды. Я вытащила одну из двух книг, выуженных мной из скромного ассортимента английской литературы в магазинчике аэропорта Сиудад Боливар.

Чтение полностью поглотило меня, однако не успела я осилить и первую главу, как вдруг одна мысль поразила мое воображение: «Так вот же она, Поляна!» Ожившая во мне восьмилетняя девочка с восторгом упивалась своим открытием. Теперь, правда, Поляна была уже не маленькой прогалиной в лесу, а огромным тропическим лесом, и в этом самом большом в мире лесу я вновь обрела когда-то утерянное счастье. Таинственные джунгли с их обитателями, проливные дожди и потрясающие своими красками закаты, экзотические орхидеи, грациозные змеи, хрупкая девственность реки и леса, трудности нашего путешествия – все вдруг обрело глубокий смысл, стало воплощением вечной и значительной истины. Когда мы пролетали над джунглями, они казались безбрежным колышущимся зеленым океаном, простиравшимся во все стороны до самого горизонта, перехваченным лентами рек, взбиравшимся на склоны упрямых гор и подставленным небу на плоских ладонях плато. Жизнь бурлила в каждой клеточке леса, и он был самим олицетворением правоты – постоянно меняющийся, но в то же время неизменный и всегда совершенный.

Наконец я достигла цели своих исканий: передо мной раскрылась реальность в самом ее лучшем виде. Это была та истина, маленький осколок которой я подобрала еще в детстве и которую в свои юные годы пыталась найти в дискуссиях и спорах с пеной у рта, порой затягивавшихся до самого утра. Мне казалось, что я навсегда обрела свою забытую Поляну. Все окружающее меня находилось в нерушимой гармонии, кипело жизнью, бесконечно и непрерывно рождалось, жило, умирало и возрождалось вновь.

Я с любовью обняла огромные корни, переплетавшиеся за моей спиной, словно спинка удобного кресла, и стала подумывать о том, чтобы остаться в джунглях, теперь уже навсегда.

После того как мы прочесали всю Каркупи вдоль и поперек и раздобыли-таки несколько алмазов, было самое время пополнить наши запасы продовольствия. Для этого мы возвратились в крошечное поселение Лос-Карибес, где мне впервые за время нашего путешествия удалось посмотреться в зеркало. Что удивительно, я прибавила в весе, но выглядела стройной, подтянутой. Никогда я еще не ощущала себя такой сильной, уверенной в себе и бесстрашной. Одним словом, я цвела в своем любимом лесу, словно дикая орхидея. Впереди у меня было целых полгода, чтобы подумать о том, как остаться в райских джунглях после экспедиции, поэтому практические трудности такого шага меня пока не волновали.

Но вот эти полгода прошли, и я уже рвалась из джунглей до мой. Малярия подорвала мое отменное здоровье и хорошее настроение, и мне страстно хотелось мяса и зелени. Я бы с радостью променяла один из добытых потом и кровью алмазов на стакан апельсинового сока. Я походила на скелет, обтянутый кожей.

Однако ж после этих семи с половиной месяцев джунгли все-таки не утратили для меня своей притягательной «правильности». Я наблюдала целые семьи и кланы индейцев таурипан, управляющихся по дому, вместе охотящихся и живущих в полной гармонии с их средой обитания без всяких там диковинок техники, за исключением мачете и топоров из стали, заменивших каменные топоры. Таурипан были счастливейшими людьми, что мне где-либо попадались, но тогда я едва ли обратила на это внимание. Их внешность сильно отличалась от европейской: они были ниже ростом, с менее развитой мускулатурой, но при этом могли нести более тяжелую поклажу и на куда более дальние расстояния, чем самый выносливый из нас. Они обладали своеобразным мышлением: если мы спрашивали, как легче добраться до какого-нибудь места, пешком или на каноэ, – индеец отвечал «да». Я редко отдавала себе отчет в том, что они такие же Homo sapiens, как и мы, хотя, если бы меня об этом спросили, я бы без колебаний это подтвердила. Все без исключения дети вели себя самым примерным образом: никогда не дрались, всегда с готовностью и беспрекословно подчинялись взрослым; взрослые никогда их не наказывали; определение «проказник» не подходило ни к одному ребенку. Но вопрос, почему все именно так, а не иначе, никогда не приходил мне в голову. Я нисколько не сомневалась ни в «правильности» джунглей, ни в том, что выбрала верное место для своих поисков. Однако найденная мной истина, наполняющая собой этот лес, растения и животных, индейцев и все окружающее, не означала, как мне думалось вначале, что я автоматически нашла ответ, решение для себя лично.

Все было совсем не просто. К тому же мне все больше хотелось шпината, апельсинового сока и просто отдыха, и я немного стыдилась своей слабости. Я испытывала благоговение перед огромным справедливым лесом. Мои чувства не изменились и теперь. Когда пришло время расставаться с джунглями, я уже подумывала о своем возвращении. По правде говоря, здесь в лесу я не нашла ничего такого, что сколько-нибудь серьезно изменило мои убеждения. Однако я заметила эту истину вне себя и лишь поверхностно могла познакомиться с ней. Мне так и не удалось осознать очевидное: индейцы – такие же люди, как и я, и одновременно часть «правильности» джунглей – были ключом к пониманию гармонии вокруг и внутри меня.

Но несмотря ни на что, мой испорченный цивилизацией ум все же смог сделать несколько маленьких открытий. Так, к примеру, мне удалось заметить, насколько различно восприятие труда у европейца и индейца. Мы выменяли нашу не очень вместительную алюминиевую лодку на огромное каноэ, выдолбленное из цельного ствола дерева. Однажды в этой посудине, помимо нас, путешествовало семнадцать индейцев со всей своей поклажей, и я уверена, она могла бы вместить еще столько же. Когда же дело доходило до перетаскивания этой пироги с помощью только четырех или пяти индейцев через почти километровую полосу валунов и булыжников в обход водопада, мы представляли собой печальное зрелище. Приходилось подкладывать бревна и катить каноэ сантиметр за сантиметром под палящими лучами солнца. Лодка постоянно выходила из равновесия, сталкивала нас в расщелины между валунами, и мы раздирали в кровь голени и лодыжки. Нам и раньше приходилось перетаскивать нашу прежнюю алюминиевую лодку, и всякий раз, зная, что нас ожидает, мы заранее портили себе нервы предвкушением тяжелой работы и избитых в кровь ног. И вот, добравшись до водопада Арепучи, мы настроились на страдания и с траурными лицами принялись перетаскивать чертову посудину по камням.

Лодка часто опрокидывалась на бок, заодно придавливая и одного из нас. Бедняга оказывался между раскаленными на солнце камнями и тяжеленной махиной пироги, с нетерпением ожидая помощи остальных, более удачливых спутников. Не проделали мы еще и четверти пути, а у всех щиколотки уже были разодраны до крови. Под предлогом того, что мне нужно отлучиться на минутку, я забралась на скалу, чтобы заснять эту сцену на пленку. Взглянув непредвзято на происходящее внизу, я увидела интереснейшую картину. Несколько человек вроде бы занимались общим делом – волокли лодку. Но двое из них, итальянцы, были напряжены, угрюмы, раздражительны; они постоянно ругались, как и подобает настоящим тосканцам. Остальные, индейцы, похоже, неплохо проводили время и даже находили в этом развлечение. Они были расслаблены, подтрунивали над неуклюжим каноэ и своими ссадинами, но особую радость вызывала пирога, упавшая на одного из соплеменников. Что удивительно, последний, прижатый голой спиной к раскаленному граниту, неизменно с облегчением хохотал громче всех, конечно, после того как его вытаскивали из-под лодки и он мог свободно вздохнуть.

Все выполняли одинаковую работу, всем было тяжело и больно. Раны индейцев саднили никак не меньше наших. Однако с точки зрения нашей культуры такая работа считается безусловно неприятной, и нам даже не придет в голову относиться к ней как-либо иначе.

С другой стороны, индейцы тоже не знали, что к тяжелой работе можно относиться по-иному: они были дружелюбны и в хорошем расположении духа; в них не было ни страха, ни плохого настроения, накопившегося за предшествующие дни. Каждый шаг вперед был для них маленькой победой. Закончив фотографировать и вернувшись к остальным, я попыталась отбросить свой цивилизованный взгляд на происходящее и совершенно искренне радовалась всю оставшуюся часть перехода. Даже ушибы и царапины уже не причиняли особой боли и стали тем, чем они были на самом деле: быстро заживающими небольшими повреждениями кожи. Оказалось, что можно вовсе и не переживать по поводу каких-то ссадин, а тем более злиться, жалеть себя и считать ушибы до конца переноски лодки. Напротив, я порадовалась тому, что тело способно лечить свои болячки без всякой моей помощи.

Но очень скоро я снова вернулась к своему привычному восприятию. Лишь постоянные сознательные усилия со стороны человека могут победить привычки и привитые нашей культурой предрассудки. Я же не утруждала себя подобными усилиями, поэтому особой пользы из своих маленьких открытий так и не извлекла.

Позднее я сделала еще одно наблюдение о природе человека и труде.

Две индейские семьи жили в общей хижине с великолепным видом на широкую лагуну с белым пляжем, окаймленную рядом скал, реку Карони и водопад Арепучи вдалеке. Глав семейств звали Пепе и Цезарь. Так вот Пепе рассказал мне такую историю.

Одна венесуэльская семья подобрала Цезаря совсем еще крохой и увезла с собой в маленький городок. В школе он научился читать и писать и был воспитан венесуэльцем. Когда Цезарь вырос, он, как и множество других мужчин из гвианских городов, решил попытать счастья в поисках алмазов в верховьях реки Карони. Там-то его и узнал среди группы венесуэльцев вождь индейцев племени таурипан по имени Мундо.

– Ты ведь живешь с Хосе Гранде? – спросил Мундо.

– Да, Хосе Гранде вырастил меня, – ответил Цезарь.

– Тогда ты вернулся в свое племя. Ты таурипан, – сказал Мундо.

Хорошенько поразмыслив, Цезарь решил, что ему лучше жить с родным племенем, чем с венесуэльцами, и перебрался к тому месту у Арепучи, где жил Пепе.

Пять лет Цезарь жил с семьей Пепе. Он женился на красивой женщине таурипан и стал отцом малютки-девочки. Так получилось, что Цезарь предпочитал не работать, поэтому все его семейство питалось тем, что вырастит Пепе. Цезарь с восторгом заметил, что Пепе не требует от него даже помощи в своем огороде, не то что обзаведения собственным. А так как Цезарю нравилось бить баклуши, а Пепе – работать, то все были довольны.

Часто жена Цезаря в обществе других женщин и девушек готовила маниоку, но Цезарю нравилась лишь охота на тапира и иногда на другую дичь. Через два года он вошел во вкус рыбалки и делился уловом с Пепе, который со своими двумя сыновьями любил рыбачить и в свое время щедро снабжал Цезаря и его семью рыбой.

Незадолго до нашего приезда Цезарь все же решил разбить свой огород, и Пепе помогал ему во всем – от выбора подходящего места до расчистки его от деревьев. Пепе получил истинное удовольствие, тем более что работа перемежалась шутками и болтовней с другом.

За пять лет Цезарь уверился в том, что никто не понуждает его работать, и теперь был готов приступить к работе с такой же радостью, как Пепе или любой другой индеец.

По словам Пепе, все обрадовались такому событию, так как Цезарь стал было впадать в уныние и недовольство. «Ему хотелось иметь свой огород, – смеялся Пепе, – но он сам этого не подозревал!» Пепе казалось ужасно забавным, что человек может не знать, что хочет работать.

Тогда эти странные свидетельства того, что характер труда в цивилизованных странах совсем не отвечает требованиям человеческой природы, не привели меня к каким-либо общим выводам. Я не понимала, до чего мне хотелось докопаться, и даже не осознавала, что вообще чего-то ищу. Между тем я почувствовала, что нащупала путь, по которому стоит пойти. Это решение удерживало меня в правильном направлении в течение последующих нескольких лет.

Позднее была устроена еще одна экспедиция, на этот раз в район настолько удаленный, что за полтора месяца пути мы ни разу не слышали испанской речи. Возглавлял предприятие один принципиальный профессор из Италии. Он, среди прочего, считал, что женщины в джунглях – тяжелая обуза. Однако один из моих партнеров по первой экспедиции, проявив чудеса красноречия, сумел переубедить старика, и тот, ворча, согласился взять меня с собой. Так я попала в каменный век, к индейцам племен екуана и санема, затерянным в джунглях верховьев реки Куара, неподалеку от границы с Бразилией.

Сюда, в глубину непролазного тропического леса, вряд ли ступала нога цивилизованного европейца и тем более туриста. Наверное, поэтому индейцам екуана не нужно было носить защитную маску равнодушия от чужаков, как индейцам таурипан, что и позволило нам увидеть неповторимую индивидуальность мужчин, женщин и детей. Но пока я не могла дать себе отчет в том, что уникальные и в то же время необычные качества этих людей во многом объясняются отсутствием несчастья, столь обыденного в любом знакомом мне обществе. Порой мне смутно казалось, что где-то неподалеку идут съемки классического голливудского фильма о дикарях. К ним с трудом можно было применить какие-либо привычные «правила» поведения в обществе.

Однажды мои спутники потерялись в джунглях и попали в плен к большой группе пигмеев, которые держали их для развлечения как декоративных собачек, поэтому три недели я жила с племенем екуана одна. За это короткое время я отбросила больше навязанных мне воспитанием предрассудков, чем за всю первую экспедицию. И мне стало нравиться забывать то, чему меня учили в детстве. Несколько новых открытий пробились сквозь стену моих предубеждений и еще больше изменили мои взгляды на труд.

Бросалось в глаза отсутствие слова «работа» в языке екуана. У них было слово тарабахо, означающее отношения с неиндейцами, о которых, если не брать нас, они знали почти что понаслышке. Тарабахо — это исковерканное испанское слово трабахо («работа»), и значит оно абсолютно то же, что понимали под ним конкистадоры и их последователи. Меня поразило, что это было единственное слово испанского происхождения, которое я услышала в их языке. Казалось, что представление екуана о работе было совершенно отлично от нашего. У них были слова, обозначающие любые занятия, но не было общего термина.

Они не делали различия между работой и другими занятиями. Этим можно объяснить их нерациональное, как мне тогда казалось, обеспечение себя водой. Несколько раз в день женщины покидали свои хижины и, прихватив два-три небольших сосуда из тыквы, спускались по склону горы, затем сворачивали на очень крутой спуск, чрезвычайно скользкий после дождя, наполняли сосуды в ручье и карабкались той же дорогой в деревню. На все это уходило примерно двадцать минут. Многие женщины к тому же носили с собой маленьких детей.

Спускаясь к ручью в первый раз, я недоумевала, почему они ходят так далеко за предметом первой необходимости и почему бы не выбрать место для деревни с лучшим доступом к воде. На последнем участке спуска, у самого ручья, я прикладывала все силы к тому, чтобы не упасть. Надо сказать, что у екуана отменное чувство равновесия и, как все индейцы Южной Америки, они не испытывают головокружения. В результате никто из нас не упал, но лишь одна я переживала, что мне приходится следить за своим шагом. Они ступали так же осторожно, как и я, но при этом не хмурились от «труда» аккуратной ходьбы. На самом крутом участке спуска они все продолжали мило болтать и шутить: обычно женщины ходили по двое-трое, а то и большей группой, и приподнятое настроение всегда царило среди них.

Раз в день каждая женщина оставляла на берегу сосуды и одежду (маленькую, свисающую спереди набедренную повязку и бисерные украшения, носимые на щиколотке, колене, запястье, предплечье, шее и в ушах) и купалась вместе с ребенком. Сколько бы женщин и детей ни купалось вместе, все неизменно проходило с римским изяществом. В каждом движении сквозило чувственное наслаждение, а матери обращались со своими детьми как с воистину волшебными созданиями и скрывали свои гордость и довольство за шутливо-скромным выражением лиц. Спускались с горы они той же уверенной и изящной походкой, а их последним шагам к ручью по скользким камням могла бы позавидовать сама «Мисс Мира», выходящая на подиум навстречу заслуженной короне. Все женщины и девушки екуана, которых я знала, отличались особой спокойной грацией, но в то же время в каждой из них эта уверенность в себе и изящество проявлялись очень индивидуально.

Размышляя над этим, я так и не смогла придумать «лучшего» использования времени, проводимого в походах за водой, по крайней мере «лучшего» с точки зрения душевного равновесия екуана. С другой стороны, если бы критериями оценки были технический прогресс, скорость, эффективность или новизна, то, конечно, эти многочисленные прогулки за водой выглядели бы просто по-идиотски. Но я видела, насколько индейцы изобретательны, и знала, что стоит мне только попросить их устроить так, чтобы я могла не ходить за водой, как они проложат водопровод из бамбука, соорудят поручни вдоль скользкого участка спуска или, в конце концов, построят мне хижину прямо на берегу ручья. Сами они не имели нужды в прогрессе, так как не было необходимости менять свой образ жизни.

Читать онлайн «Как вырастить ребенка счастливым. Принцип преемственности» автора Ледлофф Жан — RuLit

Жан Ледлофф

Как вырастить ребенка счастливым. Принцип преемственности

Если есть книга, которая могла бы спасти мир, то эта книга перед вами.

Джон Холт

Как вырастить ребенка счастливым? Каждый любящий родитель задается этим вопросом. Ответ приходится искать самим, ведь ни в семье, ни в школе, ни в институте нас не учат тому, как это делать. Однако, как ни странно, книги о том, как вырастить ребенка счастливым, — огромная редкость. Большинство авторов книг по уходу за ребенком не только не знают ответа на этот вопрос, но даже не понимают его сути. Они считают (и заставляют верить в это родителей), что счастье ребенка целиком складывается из сухих подгузников, детского питания и плюшевых зверьков.

В нашем стремлении дать ребенку «все, что ему нужно», мы часто проходим мимо самого главного — того, в чем он нуждается не просто для того, чтобы выжить, но для того, чтобы вырасти счастливым. Привычным является мнение о том, что ребенок для молодой семьи — большое испытание: он плачет, будит родителей по ночам, а когда начинает ползать и ходить, все норовит сломать и опрокинуть. Мы списываем это на то, что «все дети такие», и даже не замечаем, что у кошки, которая никогда не читала умных книг по уходу за котятами, котята плачут куда реже, чем у нас — человеческие детеныши.

Мы не только не знаем и не понимаем истинных потребностей наших детей, но еще и привыкли перекладывать ответственность за их здоровье, воспитание и безопасность на кого-то еще: мы рожаем детей в роддомах, если они заболеют — отводим к врачу, отдаем их воспитывать в детские сады, а потом в школу. Но те, кому мы доверяем наших детей, тоже не всегда знают, что нужно ребенку для счастья; они тоже узнавали об этом из книжек, авторы которых имеют о счастье неизвестно какое представление.

Получается порочный круг: каждый думает, что знает, как вырастить детей счастливыми. Некоторые даже пишут об этом книги. Но на самом деле мало кто об этом знает, отчасти потому, что редко встречаются люди, которые умеют — без всяких книг, просто следуя внутреннему инстинкту — быть счастливыми и растить счастливыми своих детей.

Жан Ледлофф — автор книги, которую вы держите в руках, встретила именно таких людей. Более того, прожив с ними два с половиной года, она поняла, чем их воспитание детей отличается от нашего, поняла, почему их дети вырастают счастливыми, а наши на всю жизнь остаются «трудными подростками». Поняв это, она написала об этом книгу — книгу о том, как вырастить детей счастливыми. Известный психолог Джон Холт сказал о ней: «Если есть книга, которая могла бы спасти мир, то эта книга перед вами». Эти слова — не преувеличение, ведь все многообразие самых страшных проблем человечества — войны, преступность, самоубийства; нищета, голод, болезни; депрессии, наркомания и алкоголизм; загрязнение и разрушение природы — только проявление внутреннего неблагополучия современного человека. А так как счастье или несчастье начинаются там же, где и новая жизнь — с рождения и воспитания ребенка, то, правильно относясь к детям, мы не только обеспечиваем им психическое благополучие на всю жизнь, но и делаем первый и самый важный шаг к более радостному и человечному устройству общества, к миру без насилия и страдания.

Сегодня мы почти забыли о том, что умение правильно растить детей заложено в каждом из нас природой. Жан Ледлофф напоминает нам об этом. Мы можем прислушаться к своим собственным материнским и отцовским инстинктам, услышать их и следовать им. Только так мы можем понять, чего наши дети ожидают от нас, только так мы можем вырастить их счастливыми.

Леонид Шарашкин

ГЛАВА ПЕРВАЯ

О ТОМ, КАК МОИ ВЗГЛЯДЫ НА ЖИЗНЬ КРУТО ИЗМЕНИЛИСЬ

Хотя эта книга не развлекательная повесть, а приглашение к размышлению, мне хотелось бы рассказать немного о своей жизни и дать читателю представление о том, как я пришла к осознанию принципа преемственности или непрерывности. Возможно, эта история поможет объяснить причины, по которым мое мировоззрение стало столь отличным от представлений американцев, среди которых я выросла.

Отправляясь в джунгли Южной Америки, я понятия не имела о Принципе преемственности; индейцы интересовали меня постольку поскольку, а в душе было лишь смутное ощущение того, что возможно, там меня ждет важное открытие. Во время моего первого путешествия по Европе, во Флоренции, двое итальянцев пригласили меня в экспедицию за алмазами в Венесуэлу, в район одного из притоков Ориноко — реки Карони. Приглашение было таким неожиданным, что у меня оставалось лишь двадцать минут на размышление, приготовления и сборы. Я бросилась в гостиницу, потом на вокзал и заскочила в уже отходящий поезд.

Когда суматоха в вагоне улеглась, я оглядела наше купе, заваленное чемоданами; пыльные окна уныло отражали наши многочисленные пожитки, и здесь я с ужасом осознала, что действительно еду в джунгли.

Я не могла дать себе отчет о причинах столь скоропалительного решения, однако оно казалось мне совершенно верным. Пожалуй, даже не алмазы так зачаровали меня своим блеском, хотя возможность нажить состояние, роясь в иле тропических рек, привлекала меня куда больше, чем любая другая работа. Слово «джунгли» — вот что вскружило мне голову. Наверное, это можно объяснить одним случаем, произошедшим со мной в детстве.

Это случилось, когда мне было восемь лет, и произвело на меня неизгладимое впечатление. И по сей день я придаю этому происшествию огромное значение, хотя тот момент просветления открыл лишь проблеск истины, так и оставив в тени ее суть. Но что самое печальное, эта искорка истины так и не продвинула меня в понимании ее значения в рутине повседневной жизни. Видение было слишком мимолетным и смутным, чтобы применить его на практике. Но, несмотря на это, оно вступило в противоречие со всеми моими желаниями и привычками. Эта книга как раз о моих попытках вновь обрести то ощущение вселенского порядка и высшей истины.

Итак, вот этот случай. Как-то нас вывели на прогулку из летнего детского лагеря в лес. В строю ребят я шла последней. Немного отстав, я торопилась нагнать всю группу, как вдруг сквозь стволы деревьев приметила поляну. На дальней от меня стороне прогалины росла пушистая ель, а прямо по центру возвышалась кочка, поросшая ярким изумрудным мхом. Лучи полуденного солнца скользили по темной зелени соснового леса. А полоска неба, виднеющаяся сквозь кроны деревьев, сияла ослепительным ультрамарином. Вся эта природная картина настолько поражала своей завершенностью и исходящей от нее силой и энергией, что я остановилась как вкопанная. В благоговении, словно очутившись в волшебном и священном храме, я подошла к краю полянки, а потом и к середине, где легла, прижавшись щекой к освежающему мху. Все заботы и волнения, наполнявшие мою жизнь, унеслись прочь. Вот оно, то место, где все было так, как должно быть. И ель, и земля подо мной, камень и мох — все пребывало в полной гармонии. Казалось, так будет всегда: и осенью, и зимой. А потом придет весна, и это чудесное место снова пробудится и расцветет; что-то здесь уже отживет свое, а что-то лишь только вступит в жизнь, но все будет именно так, как должно быть.

Я чувствовала, что нашла утерянную суть вещей, ключ к истине, и ни в коем случае не должна утратить столь явственную в этом месте мудрость. Я чуть было не сорвала кусочек мха, который служил бы напоминанием об этом месте, но вдруг меня остановила мысль, которая не всегда приходит в голову и взрослому. Я неожиданно осознала, что, дорожа этим амулетом из мха; я могу забыть свои ощущения в этот момент просветления и однажды обнаружить, что храню всего лишь кусочек мертвой растительности.

Поэтому я ничего не взяла, но пообещала себе, что каждый день перед тем, как ложиться спать, в мыслях буду посещать Свою Поляну и таким образом снова испытывать ее успокаивающее влияние. Даже в свои восемь лет я осознавала, что огромное количество понятий и ценностей, исходивших от моих родителей, учителей, других детей, нянек, вожатых и прочих, вовсе не продвинет меня в понимании жизни, а лишь усугубит мое замешательство. С течением времени я окончательно запутаюсь в дебрях «правильного и неправильного», «желательного и нежелательного». Но если я сохраню в памяти Поляну, то, как мне казалось, я никогда не потеряю себя в этом мире.