Книги о блокаде, которые потрясли мир
Петербург только что, 18 января, отметил семидесятилетие прорыва блокады Ленинграда. А 27 января исполнится 69 лет со дня полного освобождения города от вражеского окружения. Времени прошло много. Из тех, кто вынес все ужасы голода, бомбежек, обстрелов, в живых остались единицы. Тем ценнее становятся книги, хранящие память о блокаде, о том, что пришлось пережить ленинградцам. Читать их иногда страшно: сегодня невозможно представить те нечеловеческие условия, в которых оказались миллионы людей. Однако они не просто выстояли, но и остались людьми.
Алесь Адамович, Даниил Гранин
«Блокадная книга»
Одно из самых впечатляющих документальных произведений. В начале семидесятых годов авторы взяли интервью у нескольких тысяч ленинградцев. Их рассказы — жесткие и откровенные, без прикрас — и вошли в книгу.
«Откровенно говоря, мы многого не знали, не знали, какие жестокие вещи стоят за привычными словами «ленинградская блокада». Даже мы, прошедшие войну, — один в белорусских партизанах, другой на Ленинградском фронте, — казалось, привычные ко всему, были не готовы к этим рассказам. Они ведь, эти люди, щадили нас все годы, но себя, рассказывая, уже не щадят…
Понять и унести безжалостную быль «ленинградской памяти» легче, если видишь этих людей — самих рассказчиков, а не только слышишь их голоса (с магнитофона) или читаешь их воспоминания.
Многое в этих людях удивительно и неожиданно. Но потом все оказывается таким простым, понятным, таким человеческим… и еще более поразительным».
<***>
«- Потом еще такая деталь запомнилась: когда разбомбили Бадаевские склады, мы бегали туда или, вернее, добредали. И вот земля. У меня остался вкус земли, то есть до сих пор впечатление, что я ела жирный творог. Это черная земля. То ли в самом деле она была промаслена?
— Сладость чувствовалась?
— Даже не сладость, а что-то такое жирное, может быть, там масло и было. Впечатление, что земля эта была очень вкусной, такой жирной по-настоящему!
— Как готовили эту землю?
— Никак не готовили. Просто по маленькому кусочку заглатывали и кипятком запивали».
<***>
«Массовый голод — это тихие смерти: сидел и незаметно уснул, шел — остановился, присел… Многие наблюдали, запомнили жуткую «тихость» голодных смертей.
— Я шла с работы, и вот (угол проспектов Газа и Огородникова) женщина одна идет и говорит мне: «Девушка! Ради бога, помогите мне!» Я мимо шла, говорю: «Чем я могу вам помочь?» — «Ну, доведите меня до этого забора». Я довела ее до этого забора. Она постояла, потом опустилась и села. Я говорю: «Чем вам помочь?» Смотрю, она уже и глаза закрыла. Умерла!»
<***>
«- Я перенесла всю блокаду. Хуже всего — это голод, — утверждает Лидия Сергеевна Усова, которая была тогда рабочей. — Это страшнее всего. Наш завод каждый день обстреливался. Но мы не шли в бомбоубежище: совершенно перестали этого бояться. Первое, что мы делали, это хватали кусок хлеба и запихивали в рот. Не дай бог, если тебя убьют, а он останется! Понимаете? Вот какая психика была. А потом ты в ужасе: ты все съела, а бомбежка кончилась! Это был сорок второй год. Это был самый ужасный год!.. Помню, когда умирала мама, я ей давала сахар по кусочкам, и она все говорила: добренькая, добренькая! А с сестрой поделиться я уже не могла. Она была в больнице, я несла ей что-то, но по дороге начинался обстрел, и я все съедала, я не могла ей донести. Тут я уже была в таком состоянии, я уже ни о чем не могла думать, как только о еде. Понимаете? Это совершенно ужасно».
<***>
«Надо понять слово «работала» в его тогдашнем значении. Каждое движение происходило замедленно. Медленно поднимались руки, медленно шевелились пальцы. Никто не бегал, ходили медленно, с трудом поднимали ногу. Сегодня здоровому, сытому молодому организму невозможно представить такое бессилие, такую походку.
«Примерно такое ощущение, что ногу не поднять. Понимаете ли? Вот такое ощущение, когда на какую-то ступеньку ногу надо поставить, а она ватная. Вот так во сне бывает: ты вроде готов побежать, а у тебя ноги не бегут. Или ты хочешь кричать — нет голоса.
Я помню чувство, когда нужно было переставлять ноги (это в то время, когда мама еще была жива, когда надо было выходить), когда надо было на ступеньку поставить, в какое-то мгновение нога у тебя не срабатывает, она тебе не подчиняется, ты можешь упасть. Но потом все-таки хватило сил, как-то поднималась».
Чтобы хоть как-то оценить труд ленинградцев, находившихся в подобном состоянии, чтобы постигнуть, что значило отремонтировать орудие, подняться на чердак для дежурства, что значило расчистить завал, для этого надо прежде всего понять протяженность и силу блокадного голода, протяженность его не только вширь, но и как бы вглубь человека. Надо понять, как сказывался голод на поведении человека, каким испытаниям подвергались и психика, и душа, и вера, причем не вообще человека, а конкретного, этого, потому что у каждого было свое, своя схватка с голодом, и протекала она по-разному. Только постигнув голод, представив его силу, изучив его масштабы, его действие, можно почувствовать сделанное ленинградцами. Без этого не понять истинной величины мужества защитников города».
<***>
«- Я иду пешком до вокзала Новой Деревни. Езжу в поликлинику через день… И никогда не приходит мысль — а может быть, я не дойду? Это не храбрость, а привычка. Лев Толстой не прав, когда говорит: «Прежде Ростов, идя в дело, боялся, теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью…» Мы именно привыкли. Мы ложимся спать под звуки сирены, под вой зениток, под звуки обстрелов, и мы засыпаем без усилий, от физической усталости, от привычки засыпать в эти часы, и будит нас только сила звука. Разумом мы знаем, что опасность нам угрожает, но чувство молчит».
В любом другом случае мы взялись бы отстаивать абсолютный авторитет Толстого. А здесь промолчим. Бывший блокадник знает о себе порой такое, что человеку лучше бы не знать. О себе и о человеке то, что мучит, как осколки в теле. Это «осколки» — в памяти».
Александр Чаковский
«Блокада»
Книга вышла в 1978 году. Классик советской литературы описал, как ленинградцы защищали свой город. Чаковскому не довелось самому пережить ужасы блокады, но он видел их своими глазами, когда приезжал сюда в командировки как корреспондент военной газеты Волховского фронта. К тому же он родом из Ленинграда. То, что особенно запомнилось Чаковскому, позже вошло в его книгу.
«За спиной этих трех десятков людей задыхался в петле голода терзаемый вражеской артиллерией Ленинград. Но им-то в первый момент показалось, что и война и блокада отодвинулись куда-то вдаль. Здесь, на белом, пустынном ладожском льду, трудно было представить, что где-то совсем рядом бушуют огонь и смерть.
Экспедиции предстоял путь в неизвестность. О коварстве Ладоги рассказывали столько былей и ходило столько легенд! Соколов и его товарищи были наслышаны об осенних ладожских штормах, не уступающих морским, и о том, что зимой здесь будто бы беспрерывно происходит подвижка ледовых масс, в считанные минуты образуются необъятные полыньи там, где лед только что казался несокрушимо крепким, возникают непреодолимые торосы, напоминающие Арктику…
Теперь трем десяткам людей предстояло разрушить или подтвердить все это. Но и в том и в другом случае надо было найти путь, по которому в умирающий от истощения Ленинград потекли бы беспрепятственно могучие токи жизни.
На подготовку экспедиции ушел весь предшествующий день. В то время как Смольный был поглощен заботами о перегруппировке войск, о создании новых узлов обороны, о новых стационарах для дистрофиков, о домах для осиротевших детей, в то время как десятки тысяч ленинградцев трудились у своих станков, напрягая последние силы, чтобы не упасть от истощения, — в это самое время на Ладожском побережье, в лесу близ деревни Коккорево, безвестный мостостроительный батальон мастерил санки и деревянные щиты, которые могли бы стать мостками через полыньи, заготавливал вешки для обозначения будущей ледовой трассы, отбирал для участников экспедиции лыжи получше, ломы и пешни ненадежнее.
Но самым трудным оказался отбор людей для экспедиции. За пять месяцев войны наши бойцы и командиры научились многому: стоять насмерть под натиском вражеских войск, прорываться из окружения, выходить на поединок с немецкими танками, имея при себе лишь бутылки с зажигательной смесью, наводить под ураганным огнем мосты через реки, бомбить Берлин, преодолевая по воздуху огромные расстояния, отделяющие столицу фашистской Германии от островов в Финском заливе, привыкли не спать по нескольку ночей кряду или спать урывками в сырых окопах и траншеях, освоили новые образцы боевой техники. Но никому из них, столь многое познавших, не приходилось еще прокладывать автомобильную дорогу по льду, толщину которого не знал никто, по льду, скрывающему бездонную пучину, по льду, который в любую минуту мог быть искрошен фугасными авиабомбами и артиллерийскими снарядами… К тому же мостостроительный батальон был сформирован преимущественно из тех, кто не годился для службы на передовой. Как бы то ни было, экспедицию укомплектовали, снарядили и вооружили чем могли, прибавив к личному оружию каждого — винтовкам и наганам — несколько ручных гранат…
Первой же весной горожане разбили в самом центре огороды.
Поздно вечером комиссар Брук собрал на заснеженной лесной поляне коммунистов и комсомольцев, составивших ядро экспедиции. Перед тем как начать разговор с ними, он внимательно оглядел каждого. Бросилось в глаза, что обмундированы они плохо. На ногах вместо валенок кирзовые сапоги или ботинки с обмотками. Не у всех есть шапки-ушанки, многие в матерчатых остроконечных «буденовках», залежавшихся на интендантских складах. Только часть бойцов удалось одеть в полушубки, остальные пришли в ватниках и шинелях, натянув поверх них маскировочные халаты. Ничего не поделаешь: полушубки, валенки, меховые жилеты и шапки отправлялись в первую очередь на передний край. Даже маскхалаты для экспедиции удалось добыть только с помощью Якубовского. Он же выхлопотал для ее участников и дополнительные продпайки: сверх плановой трехдневной нормы каждый получил по три сухаря, по одной селедке и по кусочку твердой как камень, насквозь промерзшей колбасы.
Речь комиссара была короткой. А могла бы быть и еще короче — содержание ее вполне исчерпывалось двумя фразами: «Дойти до Кобоны. Во что бы то ни стало дойти!»
Прямо с этого собрания командир экспедиции Соколов направился на КП батальона, чтобы доложить бывшему начальнику областной конторы Союздорпроекта, а ныне комбату Брикову о готовности к выступлению.
…И вот рано утром экспедиция вышла на лед.
О ней не сообщалось в очередной сводке Совинформбюро. О ней ни слова не было сказано в «Ленинградской правде» и даже во фронтовой газете «На страже Родины». Кроме однополчан, о ней знали лишь несколько человек: здесь, в землянках коккоревского леса, где располагался штаб Якубовского, и там, в Смольном».
<***>
«Валицкий медленно приблизился к двери, не зная, что делать. Заходить в комнату, где кто-то плачет, казалось ему бестактным. Но провожатая была уже там, и, помедлив минуту, он тоже осторожно шагнул через порог. То, что он увидел, потрясло его. В маленькой комнате у письменного стола, низко опустив голову, рыдал человек в ватнике. Склонившись над ним и положив руки на его вздрагивающие плечи, стоял Бабушкин, а рядом — та женщина, с которой Федор Васильевич только что поднимался по лестнице. Она беспрестанно повторяла один и тот же вопрос:
— Лазарь, что с тобой?
Бабушкин заметил стоявшего в дверях Валицкого и нарочито громко, так, чтобы плачущий понял, что в комнату вошел посторонний, сказал:
— Здравствуйте, Федор Васильевич. Спасибо, что пришли!
Рыдания смолкли. Человек, сидевший у стола, поднял голову. Он был молод, худ, как все ленинградцы, и небрит. Увидев Валицкого, встал и быстро вышел из комнаты.
— Вы написали свое выступление? — смущенно и вместе с тем подчеркнуто деловито, словно ничего не случилось, спросил Бабушкин.
— Да, да, — растерянно ответил Валицкий.
Плачущего навзрыд мужчину он видел впервые. Бабушкин понял его состояние и, не глядя ему в глаза, сказал:
— Это Маграчев. Один из лучших наших репортеров.
— Что у него случилось? Погиб кто-нибудь из близких? — спросил Валицкий.
— Пока еще нет, но, похоже, что дело идет к тому, — грустно ответил Бабушкин и, помолчав, пояснил: — Поехал он по заданию комитета в воинскую часть. На неделю. Сегодня вернулся домой, а мать, отец и все домашние — при смерти. Оказывается, несколько дней назад отец пошел в булочную и… потерял карточки. На всю семью!..
Провожатая Валицкого воскликнула при этом почти с гневом:
— Почему же никто из них не дал знать нам?! Неужто мы не помогли бы?!
Бабушкин молча пожал плечами. Женщина вышла из комнаты…
Валицкий хорошо понимал трагедию Маграчева. Карточки в Ленинграде не восстанавливались ни при каких обстоятельствах. А до конца месяца — Федор Васильевич быстро прикинул это в уме — оставалось еще больше двух недель. Значит, вся семья этого молодого человека медленно будет умирать на его глазах…
— Да, это беда, — тихо сказал Валицкий.
— Блокада, — так же тихо и в то же время со злобой добавил Бабушкин».
После блокады эвакуированные дети начали возвращаться домой.
Вадим Шефнер
«Сестра печали»
Это, пожалуй, одно из самых пронзительных произведений. Повесть во многом автобиографична: Вадим Шефнер рассказывает о своей службе в батальоне аэродромного обслуживания под Ленинградом и о своей невесте, оставшейся в блокадном городе.
«От Лели письма получал я часто и часто писал ей. Она по-прежнему работала на окопах, но теперь уже в другом месте, где-то у Уткиной заводи, совсем близко от города. Приехать ко мне она не могла, ее бы не отпустили, да я особенно и не звал ее к себе, потому что порядки в БАО были строгие, и меня бы, пожалуй, просто не вызвали к ней. Здесь было строже, чем в пехоте, потому что здесь по-настоящему воевали только летчики. В свободное время я перечитывал Лелины письма, они были нежные и немного грустные. О бомбежках и обстрелах Ленинграда она ничего не писала, будто их и не было, — может быть, просто, чтоб не огорчать меня.
Но я-то знал, что город теперь бомбят и обстреливают. Аэродром находится не так уж далеко от Ленинграда, и по вечерам на юге видны были размытые, неясные световые полосы — лучи прожекторов. Видны были вспышки, короткие и беззвучные, похожие на июльские зарницы в ту пору, когда созревает рожь. Иногда горизонт начинал колыхаться, набухать темно-красным цветом: значит, что-то горит».
<***>
«Я начал класть в мешок хлебные огрызки. Их было много. Некоторые были словно в мышиной шкурке, так покрыла их пыль, а те, что лежали пониже, казались совсем чистыми. Кое-где на высохшем мякише виднелись оттиски Володькиных зубов. «А мы-то, охламоны, вечно ругали Володьку за эту привычку забрасывать корки на печку», — размышлял я, сдувая пыль с огрызков и кладя их в мешок.
Когда все было собрано, я, не доверяя глазам, обшарил рукой все неровности, все зазоры между кирпичами. Потом достал из заповедного места бутылку «Ливадии». Туго обтянутая старыми дырявыми носками, она была в полной целости и сохранности.
— Держи крепко! — наказал я Леле, подавая ей бутылку. — Как хорошо, что ты тогда удержалась и не запустила ее в мою голову.
— Нет-нет-нет! — она тихонько рассмеялась. — Это клевета. Насчет бутылки у меня ничего такого и в мыслях не было. Но какая твоя Лелька глупая: швыряться пирожными! Целая коробка…
— А я — дурак, что не подобрал их тогда и не съел, — сказал я, слезая со своей вышки. — Сейчас бы я сожрал их вместе с картонкой. Когда кончится война…»
<***>
«Осторожно постучал в дверь и стал ждать. Но никто не торопился впустить меня в прихожую. Было тихо. Я постучался сильнее и приложился к двери щекой. Сквозь шапку-ушанку ничего не слышно. Развязав тесемки, я приник к двери голым ухом. Дверь очень холодная. В квартире стыла тишина. Я принялся колотить в дверь изо всей силы. Тогда открылась дверь квартиры напротив. Вышла женщина в серой беличьей шубе, в толстом сером платке.
— Вы зря стучите, — сказала она. — Любовь Алексеевна три недели как в стационаре.
— А Леля? — спросил я. — А где Леля?
— Лели нет,- ответила женщина. — Уже дней… — она прищурила глаза, припоминая. — Уже недели две.
— Леля эвакуировалась, да?
— Лели нет, — повторила она. — Леля при обстреле убита.
Женщина притворила за собой дверь и стала говорить мне, что Леля с Риммой из девятнадцатой квартиры пошли в тот день на Неву за водой, и начался обстрел. Их убило первым же снарядом…
— Нет ли у вас хлеба? Я, конечно, вам заплачу.
— Вот, нате, — я вынул из противогазной сумки кусок хлеба и протянул ей.
— Сейчас я вам вынесу… — она открыла дверь.
— Нет, не надо… Вы не знаете, где похоронили?
— Теперь никто не знает, где кого хоронят, — ответила она. Потом повторила: — Теперь никто не знает, никто…»
www.spb.kp.ru
Книги про блокаду Ленинграда — список лучших список лучших
Великая Отечественная война. 872 дня находились люди, не успевшие или не захотевшие покинуть Ленинград, в блокаде без продовольствия, тепла и света. Постоянные бомбежки, холод, болезни и изнурительный труд на заводах и оборонительных траншеях ослабляли ленинградцев.
Уже очень скоро смерть стала чем-то обыденным, но от этого не менее страшным. Книги про блокаду Ленинграда — это гимн бессмертию, любви, страданиям, мужеству и ненависти к врагу. Художественные романы часто написаны в виде дневников очевидцев этих ужасных событий, а их герои — женщины и дети. В документальных книгах про блокаду Ленинграда можно узнать правдивую статистическую информацию, прочитать законы и приказы, по которым жил город.
Дети блокады — Михаил Сухачев
Повествуется о событиях блокадного Ленинграда в годы Великой Отечественной войны. Герои повествования – обычные дети, которые пережили тяжкие дни блокады. Они гасили зажигательные бомбы, помогали ловить диверсантов. Их отличала вера в Победу и влюбленность в Родину.
Блокада Ленинграда. Полная хроника – 900 дней и ночей — А. В. Сульдин
Интересная хроника военных событий, достоверно описывающая, как трудно было жителям и военным выживать в блокадном городе Ленинград. Волнительно читать о самых последних днях тех, кто выстоял практически до конца и умер от ран или голода на улицах и в госпиталях.
Сохрани мою печальную историю. Блокадный дневник — Лена Мухина
Сенсация! Еще один дневник ленинградской школьницы, который уцелел в Центральном архиве. Книга представляет собой опубликованный дневник девочки, которая описывала каждый день лишений. В основной мысли повести слышится намек на бессмертие дневниковых записей.
Сквозь всю блокаду — Павел Лукницкий
Книга написана в публицистическом стиле и представляет собой увлекательное интересное журналистское расследование, описывающие подлинные военно-исторические события. Она о мужестве и героизме советских солдат, защищавших блокадный Ленинград.
Мальчики из блокады — Александр Крестинский
В интересной форме описываются события детских жизней блокадного Ленинграда. Приключения мальчиков происходят на фоне войны. Они как нельзя кстати помогают советским разведчикам. Лиро-эпическое повествование проникнуто ощущением трагедии для всех горожан.
Ленинградский фронт — Лев Лурье, Леонид Маляров
Данная книга про блокаду Ленинграда незабываема для всех, увлекающихся отечественной историей. Уделяется внимание тому, что, несмотря на сохранившиеся материалы государственного архива, многие события ВОв подаются в виде легенд. Автор предпринимает попытку во всем разобраться.
Блокадная книга — Адамович, Гранин
Повествование основано на реальных документах и свидетельствах. Письма блокадцев, их дневники и записки в стильном художественном формате представляют вниманию автора масштабные эпические картины, на фоне которых для автора ценна каждая человеческая жизнь.
Дорога жизни — Н. Ходза
Как указано в названии, книга посвящена легендарной Дороге жизни, выкормившей обреченных и потерянных жителей Ленинграда. В доступной повествовательной форме представлены короткие рассказы о событиях в истории различных семей. Предназначено для школьников.
Битва за Ленинград. Неизвестная оборона — Вячеслав Мосунов
Книга выпущена к 70-й годовщине снятия блокады с Ленинграда. Автор убежден, что рассказал исключительно о «правде» тех страшных дней. Отдельно внимание уделяется полководческому мастерству Г.К. Жукова, который своими умелыми действиями привел страну к Победе.
Город — Дэвид Бениофф
Книга-сценарий потрясает своей идеей переплести судьбы двоих, обреченных на смерть через расстрел людей. Это люди разных жизненных принципов. Как удалось им попасть в предрасстрельную камеру и попробовать убежать? – Истинный сюжет для голливудского экрана.
…и штатские надели шинели — Степан Бардин
Документальное расследование о Ленинграде периода Великой Отечественной войны. Повествование ведется от первого лица автором, который сам был участником описываемых событий, о сражениях Второй дивизии народных ополченцев, сражавшихся честно, героически.
Жила, была — Илья Миксон
Лирико-драматические размышления на тему «Война и дети». Автор с невыразимой горечью вспоминает героиню блокадного Ленинграда Таню Савичеву и ее по-своему бессмертный подвиг: она жила в те страшные дни, пыталась помочь хотя бы тем, что вела свой дневник.
Почти три года. Ленинградский дневник — Вера Инбер
В прошлом декадентка, но в сороковые годы примерная и преданная советской власти поэтесса, издала книгу, в которой в лирической форме рассказывает о тяготах блокады, о героизме русского народа. В строках чувствуется боль поэтессы за свою собственную судьбу.
Седьмая симфония — Т. Цинберг
В некотором смысле говорящее название книги: композитор Д.Д. Шостакович сочинил свою Седьмую симфонию в блокадном Ленинграде. Тогда же состоялась и ее премьера под бомбежками и среди умирающих. Автор рассказывает о благородных людях с чистой совестью и верой к Победе.
Я догоню вас на небесах — Радий Погодин
В книге представлены противоречивые размышления автора о значении блокады Ленинграда для всей истории Великой Отечественной войны. Повествование касается подробного описания улиц, домов, грязи, мертвых людей. Чувства читающего противоречивы.
Ленинградский дневник (сборник) — Ольга Берггольц
Тонкая душевная, но в то же время пронзительная лирика о судьбах родного для автора Ленинграда. Стихотворения пропитаны светом и добротой. Более поздние стихи говорят о «прозрении» поэтического таланта и незаурядности созданных лирических образов.
Блокада Ленинграда — Руперт Колли
Автор сопоставляет факты, собранные за 900 дней и ночей блокады Ленинграда, размышляя при этом, что могло бы сделать правительство, чтобы сократить сроки блокады и отбить город. В книге представлен свежий, «незаезженный» взгляд иностранного писателя.
Дорога жизни — Ариф Сапаров
Удивительная книга, посвященная описанию дней блокады Ленинграда, точнее дороге по Ладожскому озеру, именуемой Дорога жизни. И дорога, и вместе с ней умиравший много раз город выстояли несмотря на неустрашимый натиск противника по всем направлениям к Ленинграду.
Был город — фронт, была блокада…
Фактический материал посвящен блокадному Ленинграду, но сдержанность и документальность, характерные для книги, только усиливают эффект участия читателя в тех страшных событиях: вы на унылых улицах, в пустых магазинах и под непрекращающимся градом бомб.
Девочки с Васильевского острова — Юрий Яковлевич Яковлев
Еще одна история о бойкой и взрослой не по годам девочки Вале Зайцевой, которая так же, как и знаменитая Таня Савичева, вела дневник в дни ленинградской блокады. Описание каждого дня, представленное девочкой с Васильевского острова, «мечтает» о мире и бессмертии.
Блокадные новеллы — Олег Шестинский
Повествование представляет отдельные рассказы о людях, которые приняли активное участие в освобождении родного Ленинграда от ига германской армии. Это взрослые с великим предназначением и подростки, чье стало военной тропой. Эти образы чисты и бессмертны.
Должна остаться живой — Людмила Никольская
Повествование охватывает только один непродолжительный период блокады Ленинграда. За один месяц изменилось настроение обитателей города, взрослели дети, укреплялась вера в Победу. Несмотря на трагический финал, книга говорит о том, что жизнь прекрасна.
Вот как это было — Юрий Герман
Книга адресована прежде всего детям-школьникам. Хотя и за основу взяты факты и подлинные документы предвоенного и блокадного Ленинграда, они мастерски переработаны под увлекательные рассказы о мужестве, стойкости, о методах борьбы с врагом с участием детей.
Три девочки — Елена Верейская
Еще одно произведение, поднимающее «детскую» тему в годы блокадного Ленинграда. Главные героини-подружки, которые весело проводили свое детство в предвоенные годы, правильно поняли свою роль в годы войны, помогая взрослым сопротивляться фашизму.
Воспоминания о блокаде — В.М.Глинка
Документальные свидетельства, более напоминающие эмоциональные перечеркнутые дневниковые записи автора, содержат описание ленинградских блокадных событий, а также размышления об их целесообразности в истории Советского Союза и мировой истории.
Блокада Ленинграда. Народная книга памяти — Коллектив авторов
Читаешь книгу и представляешь перед глазами пламя Вечного огня. Перед глазами встают биографии и судьбы конкретных личностей, сделавших все возможное и невозможное для спасения нашей Родины. Масштабы участников военных событий тех лет поражают.
Блокада Ленинграда. 1941-1944 — Дэвид Гланц
Автор – иностранный историк, специально и глубоко изучающий историю Красной Армии. В книге представлен его взгляд на события. Интерес подогревается также тем, что произведение основано на описании событий, ранее не опубликованных документах и фотографий.
Блокада Ленинграда. Выстояли и победили. 1941-1944 — Илья Маневич
Книга посвящена описанию основных, наиболее известных и значимых событий в первые дни блокады Ленинграда. Рассказ проиллюстрирован официальными документами, фотографиями мемориалов и памятников, портретами известных людей, картами и схемами боевых действий.
12 929
knigki-pro.ru
Коллектив авторовБлокада Ленинграда. Народная книга памяти
Все права принадлежат МТРК «Мир»
В данной книге изданы материалы, собранные в рамках проекта Межгосударственной телерадиокомпании «Мир» «Блокаде.нет»
Межгосударственная телерадиокомпания «Мир» выражает большую благодарность за помощь в организации сбора воспоминаний: Общественной организации «Жители блокадного Ленинграда» (г. Санкт-Петербург) в лице председателя Скрипачевой Ирины Борисовны;
Российской общественной организации «Ленинградский Союз „Дети блокады 900“» (г. Санкт-Петербург) в лице президента Кокряковой Галины Васильевны и лично членам организации Годиной Светлане Яковлевне и Луговой Ольге Сергеевне;
Региональной общественной организации воспитанников детских домов Блокадного Ленинграда (г. Санкт-Петербург) в лице председателя Фадеевой Нины Владимировны;
Общественной организации «Московская организация ветеранов– блокадников» в лице председателя Астафьева Олега Африкановича и лично члену Совета организации Моисеенко Татьяне Аркадьевне;
Алтайской краевой общественной организации «Жители Блокадного Ленинграда» в лице председателя Ерыгиной Светланы Михайловны;
Симферопольскому городскому обществу «Жители блокадного города-героя Ленинграда» в лице председателя Кундобы Ирины Александровны;
Севастопольской общественной организации «Жители блокадного Ленинграда» в лице председателя Ивановой Галины Александровны;
Творческому Союзу «Севастопольский фотосалон» в лице руководителя Желток Светланы Александровны
Принято считать, что Россия – страна с непредсказуемой историей. В этой иронической метафоре есть большая доля правды. Потому что в этой большой Истории на цепочки фактов часто накладываются мнения специалистов и интерпретации ученых.
Эта книга – попытка создать Историю великой русской трагедии через сотни историй жизни тех, кто пережил блокаду. Как любые истории, которые подразумевают под собой описания и факты из жизни простых людей, они не претендуют на объективность. Для авторов данной книги блокада – это хроника жизни и смерти. Это дневники тех, кому посчастливилось выжить, и тех, кому пришлось умереть. Ради нее. Ради Победы.
Председатель Межгосударственной телерадиокомпании «Мир» Радик Батыршин
Предисловие
Я необыкновенно горд тем, что мне поручена такая почетная миссия – выступить со своеобразным предисловием к этой книге, потому что для меня это очень важное личное событие.
Как журналисту мне очень много приходится ездить по разным городам и у нас, и за рубежом, и не так давно в одной очень благополучной западной стране, которая, по большому счету, не участвовала в войне, но теперь является своего рода центром Евросоюза, случилась одна дискуссия на военную тему. Представитель журналистского цеха этой самой замечательной страны с досадой сказал:
– Почему вы все время так эмоционально вспоминаете войну и сколько вы будете на эту тему спекулировать в нашей нынешней действительности двадцать первого века?
Меня это страшно поразило… а он добавляет: «Это же все уже история». И я тогда ему ответил, что это для вас история, а для нас это никакая еще не история, потому что все, что происходило тогда, это то, что происходило с моей семьей и еще с теми, кто не ушли, с теми, кто жив.
В моей семье блокада, вообще война, значит очень много, поскольку у меня оба деда воевали, и воевали очень круто, начали войну лейтенантами, закончили подполковниками, они, может быть, не были какими-то супергероями Советского Союза, но у них по три ордена и по три боевых медали за войну, и всю войну на фронте – с лейтенанта до подполковника, и остались живы. Один был артиллерист – Константинов Павел Игнатьевич, чью фамилию я использую как псевдоним, а Баконин Виктор Дмитриевич был связистом.
У моих дедов – и Сталинград, и Курская битва… А Константинов Павел Игнатьевич просто участвовал в прорыве блокады, и он точно при этом не знал, что с семьей… А семью эвакуировали на Алтай в Бийск – моя мама и мой дядя Сережа чудом остались живы – их вывозили по Дороге жизни, и машина, которая шла перед ними, погибла, потому что был налет авиационный…
Я не могу сказать, что в моей семье много говорят о блокаде, поскольку это страшные воспоминания. Но все то, что говорится, запоминается мгновенно. Я помню с детства страшный рассказ мамы о том, что, когда в сорок втором стало совсем голодно, страшно… она с голодухи маленького дядю Сережу укусила за пальчик… А он – типичный блокадный ребенок, потому что родился уже в блокадном Ленинграде, когда немцы замкнули кольцо, и в сентябре сорок первого он и родился, а в сорок втором мама… И хотя она сама была совсем маленькая, она в тридцать девятом году летом родилась. Моя бабушка, когда еще была жива – Ольга Константиновна, – рассказывала, как мама маленькая, не могла еще толком выговаривать, и она кричала не «тревога!», а «туога, туога!»… Чудом моя бабушка умудрилась выжить с двумя маленькими детьми, когда они эвакуировались на Алтай. А маленькая мама на всю жизнь запомнила, как она укусила своего братика за палец. Вроде бы ничего такого нет в этой истории, но она передает весь ужас и все то настоящее страшное, что было в те дни.
А еще мама запомнила, как умирала бабушка, моя прабабка, и запомнила, как в последний раз пришел с работы дедушка – мой прадед. Бабушка умирала уже в поезде, когда везли в Бийск, а дедушка умер на работе. Он был очень интересным человеком – ведущим конструктором Охтинского химкомбината, одним из тех, кто создавал этот комбинат, еще до революции получил звание почетного потомственного гражданина за создание пороховых смесей.
Прадед был уже совсем стареньким, мать запомнила, как однажды он пришел, принес кулечек какой-то еды, а потом вернулся на завод и не смог уже уйти домой, просто умер на рабочем месте от голода. Ему было семьдесят два года. И бабушка всегда говорил моей маме – ты должна помнить, чья ты внучка.
У меня близких родственников блокаду прошли, а в основном не прошли – восемнадцать человек. А из восьми моих прадедушек и прабабушек в блокаду умерло шесть. А двое не умерли в блокаду только потому, что одна прабабушка умерла от тифа еще в Гражданскую… а прадед, который остался жив, он вообще был не в Питере.
В основном умирали на работе, двоюродный брат моего отца умер не на рабочем месте, потому что ему было семь лет, он от голода умер…
Наверное, больше рассказывать тут нечего. Я могу, конечно, перечислять всех своих замечательных родственников, но это может почти каждый ленинградец…
Помню как мать с трогательным умилением восприняла новость о том, что поставили, наконец, памятник детям войны. Потому что это особая история. Они, конечно, на фронте не уничтожали немцев, но пережить то, что им выпало пережить…
Тот журналист из спокойной европейской страны, который мне в командировке сказал такие слова… он, наверное, читал что-нибудь о блокаде, но понимать – он не понимает. А у нас в семье понимают, поэтому у нас обязательно девятого мая все – и я, и брат, и наши дети… мы ходим девятого мая на Пискаревку на один из рвов сорок второго года – мы разные их выбираем, потому что мы не знаем, где именно похоронены наши, знаем, что многие – на Пискаревке и в сорок втором году… И мы бросаем сломанные гвоздики, выливаем немножко водки из фляжки, кладем хлеб, потому что мы их помним и мы ими гордимся.
Это очень светлая и важная гордость, потому что все равно семья уцелела – не под корень вырубило – прошла это страшное испытание, прошла достойно, значит, потомки тех, кто выжил и тех, кто погиб, обязаны эту память хранить. Это не пафосные слова, повторю, любой, у кого в семье это было, он это разделит…
Я беседовал с губернатором нашего города – Георгием Сергеевичем Полтавченко – об этой книге. Он попросил найти какие-то правильные слова, потому что его мама тоже была блокадницей, и он тоже ею очень гордится.
Я не знаю, будет ли эта книга иметь коммерческий успех, но думаю, что она издается не поэтому. Есть вещи, в которых совсем не важна коммерция. И если мы хотим оставаться людьми, и если мы хотим оставаться людьми одухотворенными, если мы хотим, чтобы нас уважали, соответственно мы должны уважать и себя, и своих предков, и память о таких невероятных событиях мировой истории – единичных, таких было очень мало, таких, как питерская блокада.
Воспоминания блокадников могут быть в разной степени интересными, в них может не быть приключений, без которых мало что интересует в текстах современную молодежь. Но они очень важны для того, чтобы мы оставались людьми. Эти горькие страницы обязательно нужно читать. Лекарство, оно необязательно должно нравиться. Лекарство может быть горьким, некомфортным, неприятным, но лекарства существуют для того, чтобы люди оставались здоровыми. В физическом, и самое главное, в нравственном смысле. Поэтому я очень горд, что у меня была возможность сказать такие, может быть, немножко корявые, но самые искренние слова.
Андрей Константинов
Августович (Чурина) Людмила Николаевна
До войны мы жили хорошо
Я, Августович Людмила Николаевна (Чурина), родилась в Ленинграде 31 марта 1937 года. Когда началась война, мне было 4 года.
Жили мы с мамой и бабушкой на улице Рузовская, дом 33, кв. 10. Мама работала на заводе – делала снаряды, а папа был на войне.
Я какое-то время ходила в садик на углу Серпуховской улицы. Меня хотели эвакуировать, но я заболела коклюшем и осталась на все время блокады в Ленинграде.
Когда из садика меня отправили на лето на станцию Бернгардовка – мама привезла мне туда лепешек из одуванчиков, и я чуть не умерла, еле спасли, как сказали потом маме.
Помню, как мы с мамой на санках ездили за водой и брали ее из Обводного канала.
В наш дом на улице Рузовской попала бомба, и нас выселили в подвал-бомбоубежище, где мы с бабушкой лежали, так как у нас от голода отказали ноги.
Из подвала на улице Рузовской нас переселили на улицу Бронницкая, дом 10, кв. 20 (1-й этаж во дворе-колодце).
Помню, когда я гуляла на улице, как везде народ кричал и радовался, говорили, что выступал Калинин и что сняли блокаду Ленинграда. Это было 27 января 1944 года.
На радостях моя бабушка испекла круглый хлебец из картофельных очисток. К сожалению, я не уточняла, где она взяла очистки, но до сих пор помню.
Помню, как мама с бабушкой везли меня на санках и уронили и не заметили. Я до сих пор вспоминаю с ужасом, как я лежала на снегу, не могла ни кричать, ни двигаться, но, слава Богу, они заметили, что уронили меня, и вернулись. Помню даже место и улицу, где это было.
Видела, как горели дома, как на саночках везли умерших.
До войны мы жили хорошо, так как мама работала, а папа мой – морской офицер, и у нас было все необходимое для жизни, а после войны остался только кованый, обитый железом бабушкин сундук, но хорошо хоть сами остались живы, хотя у всех была дистрофия.
Моя мама награждена медалью «За оборону Ленинграда», папа умер в 1946 году после всех ранений и болезней.
Аксенова Тамара Романовна
Ни одной жалобы, недовольства, малодушия – только надежда
Война началась внезапно, на второй день после выпускного вечера. Все сразу изменилось, стало тревожным, людей интересовали только фронтовые сводки. Началась мобилизация. Правительство предоставляло возможность эвакуироваться, но этим воспользовались не все: люди надеялись, что враг не дойдет до города.
В июле – августе ленинградцев стали направлять на оборонительные работы. От нашего дома поехали я и еще две женщины. Мы рыли противотанковые рвы. Жили в огромном бараке, где нам отвели на троих небольшой квадрат земли. Немцы обстреливали с самолетов и наш барак, и нас во время работы.
Фронт приближался, вскоре наши войска подошли к нам. Нам приказано было возвращаться домой. Мы шли пешком к первой станции по дороге через лес. По одной стороне идем мы – цепочкой по десять человек с интервалами, по другой навстречу идут солдаты – прямо в бой. Обувь пришлось снять, так как ноги распухли, шли в чулках. Иногда звучала команда отдыхать, и мы просто падали в мокрую от ночной росы траву. Но земля снова начинала качаться от разрывов снарядов, нас поднимали, и мы шли дальше.
Первую станцию на пути уже взяли немцы, пришлось идти к следующей. Наконец, дошли до станции Рауту, где нас спешно погрузили в вагоны. Люди в вагонах стояли вплотную друг к другу. Женщины теряли сознание, но упасть не могли. Так и стояли, бледные, с закрытыми глазами, зажатые телами других людей.
И вот Ленинград. Хмурый, совсем военный. Но трамваи еще ходили, и мы доехали на свою Выборгскую сторону.
10 сентября я решила поступать в университет. Поступила. Начались занятия. Блокада, бомбежки, обстрелы. Хлеба все меньше. Перебралась от мачехи (отец был на фронте) к тете, которая жила в центре, у Главпочтамта. Муж и старший сын моей тети умерли от голода. Младший сын умер в госпитале.
Когда в марте 1942 года наш факультет эвакуировался в Саратов – я осталась с тетей в Ленинграде. Поступила работать в почтовое отделение на Васильевском острове.
Страшная выдалась зима. В комнате (к тому времени дом тети разбомбили немцы, и мы жили в комнате эвакуированных) нет ни одного стекла, окна забиты фанерой. В подвале дома капает вода, за водой стоит очередь. Люди делятся фронтовыми новостями. Поразительно: ни одной жалобы, недовольства, малодушия – только надежда. Вера и надежда на то, что прорвут блокаду, что дождемся, что доживем.
Чувства стали тупыми. Я иду через мост, впереди медленно, шатаясь идет высокий мужчина. Шаг, другой – и он падает. Я тупо прохожу мимо него, мертвого, – мне все равно. Я вхожу в свой подъезд, но подняться по лестнице не могу. Тогда беру двумя руками одну ногу и ставлю на ступеньку, а затем – вторую ногу на следующую ступеньку… Тетя открывает дверь и тихо спрашивает: «Дошла?» Я отвечаю: «Дошла».
А потом весна. Из подтаявших сугробов торчат ноги мертвецов, город замерз в нечистотах. Мы выходили на очистительные работы. Лом трудно поднимать, трудно скалывать лед. Но мы чистили дворы и улицы, и весной город засиял чистотой.
Весна. Можно есть листья деревьев. Мы проворачиваем их через мясорубку и лепим лепешки. У нас пухнут животы.
Пришло время, когда я почувствовала, что сил уже больше нет. Ну день, ну два… и я лягу, как ложились все блокадники перед смертью. Меня вывезли через Ладожское озеро. Я попала в Уфу к своей эвакуированной из Москвы тете. Она откормила меня. Я осталась жива…
После эвакуации вместе с тетей я приехала в Москву, а в 1945 году – в Севастополь. В 1946 году вышла замуж.
Алаева Лидия Павловна
По ошибке причислили к мертвым
Лейтенант запаса. Защитник Ленинграда. Ударник восстановления Севастополя, исследователь его истории.
Когда началась война, Лидия Павловна была студенткой. С первых же дней она участвовала в строительстве оборонительных сооружений. Голодала, как все. Когда силы кончились, то она оказалась в тяжелом состоянии, слегла. По ошибке ее причислили к мертвым и вместе с трупами отправили на платформе к дальней окраине Ленинграда – месту массовых захоронений. Только случайность спасла ее за несколько минут до захоронения. Она застонала, ее услышали, вытащили из кучи трупов и отправили в госпиталь. А дальше – опять на защиту родного Ленинграда.
Алиева Валентина Васильевна
Люди шли по улице, падали и умирали
Когда началась война, мне было 12 лет, я все хорошо помню. 8 сентября немцы подошли вплотную к Ленинграду, началась блокада. Во-первых, конечно, начался голод, особенно зимой. Зимой давали по 125 грамм хлеба в день и ничего больше. Шли непрерывные бомбежки – все ночи напролет, днем немножко меньше, а ночью – непрерывно. Одни самолеты прилетали, сбрасывали бомбы, затем прилетали другие и снова бомбили. Мы не успевали даже спускаться в бомбоубежище. Только спустимся – дают отбой, поднимаемся в квартиру – новая тревога. Ночью даже не могли спать. Потом привыкли и перестали спускаться в бомбоубежище. Обстреливали и из дальнобойных орудий, так как немцы были прямо на окраине Ленинграда.
Не было электричества, не было тепла, не было воды, за ней ходили на Неву. Было очень страшно. Люди умирали ежедневно, особенно зимой. Погибали от обстрелов, бомбежек, от голода… трупы лежали на улицах, и некому было их убрать. Люди шли по улице, падали и умирали. Не дай Бог никому такое пережить. Я хочу, чтобы молодежь знала нашу историю и делала все, чтобы такое не повторилось.
Александрова Маргарита Борисовна
Помню постоянный голод и бомбежки
Родилась в 1935 году.
В блокаду я ходила в детский сад на Каменном острове. Там же работала моя мама. Помню, как в сад поступил умирающий от голода младенец. Чтобы его спасти, мы заворачивали в марлю кусочек хлеба, получалась соска, и так кормили его. Выкормили, ребенок выжил.
Помню постоянный голод и бомбежки. Однажды один из ребят рассказал другу свою заветную мечту – это бочка с супом. Мама услышала и отвела его на кухню, попросив повариху придумать что-нибудь. Повариха разрыдалась и сказала маме: «Не води сюда больше никого… еды совсем не осталось. В кастрюле одна вода». От голода умерли многие дети в нашем саду – из 35 нас осталось только 11.
Алексеева А. В.
Вшей было больше, чем волос
Когда началась война, мне не было еще и 13 лет, я только окончила 5 классов школы № 23 на Петроградской стороне, которая находилась на улице Олега Кошевого. Меня и моего брата эвакуировали вместе со школой на Урал. Но привезли нас в город Боровичи, совсем недалеко от Ленинграда. В Ленинграде осталась мама с шестимесячным братом и папа, который был закреплен за заводом им. Сталина. Он недоумевал, почему мы вместо Урала находились в Боровичах.
Через несколько дней, после того как нас эвакуировали, мама поехала на Урал, поскольку с маленьким ребенком ей было практически невозможно оставаться в Ленинграде. На Урал отвезли двоих старших детей, их адресов мама не знала, поэтому она сошла во Владимире, где жила ее старшая сестра. Так в Ленинграде остался один папа.
Вскоре по радио объявили, чтобы родители забрали детей, которых эвакуировали в Боровичи, иначе они попадут к немцам. Папа нас забрал.
Началась блокада. Днем он был на заводе, а я на чердаке дома № 33 по Большому проспекту, тушила зажигательные бомбы и отоваривала карточки. Братишка из капризного своенравного мальчика превратился в тихого и печального ребенка. Он сидел дома, и мне было очень жалко его. Я чувствовала, что ничем не могу ему помочь. Выехать уже было невозможно, а главное, не с кем. Куда я только не ходила: и в поликлинику, и в больницу, – но мне везде отказывали.
В начале зимы начался страшный голод. На моих глазах днем от голода умер братик, а той же ночью папа. У меня к тому моменту были отморожены руки и ноги. Мамы с нами не было, и позаботиться о нас было некому, еды не было совсем.
Утром пришла соседка тетя Настя и сказала, что одна я не выживу, и что меня лучше отвести в ближайшую больницу, а она возьмет три мои карточки на хлеб. Я согласилась. Благодаря ей я осталась жива. У нее тоже был сын лет шести. Тетя Настя одела меня с большим трудом, поскольку практически ничего мне на ноги не налезало, и привела меня в больницу. Там ей сказали, что мест нет, но, после того как я попыталась встать и тут же упала, меня поместили в палату, куда предварительно поставили раскладушку.
Наверное, я была первым блокадным ребенком, который попал в эту больницу. Там лежали больные дети еще с мирного времени, у них были проблемы с сердцем, почками. Когда нянечка начала меня раздевать и сняла мою шапку, она ужаснулась – вшей у меня было больше, чем волос. Был не только голод, но и холод, поэтому шапку я не снимала где-то полгода. В те времена вода была в виде льда, поэтому помыть голову я не могла. Меня побрили наголо.
У меня была страшная дистрофия, и врач прописал мне 3 грамма сливочного масла в день и питание как у остальных детей. Но из-за голода мой организм уже ничего не усваивал, и бедным нянечкам приходилось постоянно менять за мной белье. У меня до сих пор очень трепетное отношение к врачам, я считаю эту профессию наиболее нужной и важной в жизни.
Еще помню, как скрывала свою бессонницу, которая продолжалась целый месяц. Слава Богу, что сейчас я сплю хорошо, а тогда думала, что это навсегда. Я очень полюбила больницу и врачей на Песочной набережной и горько плакала, когда узнала, что меня переводят в другую. У меня были сильно отморожены ноги, а там, как утверждали врачи, лучше знали, как лечить обморожения. В ту больницу меня, как грудного ребенка, перевозили в конвертике из одеяла.
Как только я попала в новую палату, то сразу поняла, что там лежат дети блокады. Палата была примерно человек на 100. Кровати были железные и сдвинуты по две. Дети лежали поперек, чтобы больше уместилось.
Возраст был от 6 до 8 лет, и у всех один диагноз – цинга. На детей было невозможно смотреть, стоило им открыть рот, как сразу лилась кровь, выпадали зубы. Все эти дети были такими же дистрофиками, как и я. У них были пролежни, кости кровоточили. Это было ужасно.
В этой палате я пробыла не более трех дней. После чего меня перевели в палату, где лежали дети с обморожением рук и ног. Палата была не такая темная, как предыдущая, но кровати были также сдвинуты, и были узкие проходы, чтобы мы могли сползти на горшок. Мы не могли даже сидеть, когда нам приносили еду.
На моем жизненном пути в дни блокады встретился только один плохой человек – это была медсестра из палаты для обмороженных. Когда она приносила хлеб, намазанный маслом, она ставила поднос на окно, прикрывалась дверью и начинала ножом смазывать себе масло, а то и вовсе отрезала весь верх куска. Но самое главное, что она вообще не давала нам воды. Напротив меня лежал мальчик, его звали Эдик. Он так хотел пить, что умолял поменяться с ним на еду. Помню, за стакан чая он отдавал мне лапшу. Я, чтобы растянуть удовольствие, складывала ее в чемоданчик и скрытно ела. Вскоре Эдик умер от истощения. Врач, узнав, что медсестра не дает нам воды, сказал, чтобы сегодня же была отварная вода, иначе ее уволят.
Все, кто мог, в моей палате каждое утро приползали к окну и наблюдали, как приезжают грузовые машины, и в них загружают детские трупы. Прямо из нашего окна был виден морг.
Потом меня перевели в другую палату, поскольку нога сильно кровоточила. В новой палате мне подвязали ее к потолку, так я пролежала несколько месяцев.
Еще один пример, насколько совестливо к нам относились врачи. Мне лечили отмороженную ногу синей лампой. Когда рана затянулась, она перестала кровоточить, но почему-то на пальце появился нарост. Меня решили показать профессору. Сейчас мне трудно такое даже представить – вокруг массовый голод, идет война, а меня, какую-то девчонку, ведут показывать профессору. Женщина-профессор сказала, что меня неправильно лечат синим светом, прописала мазь и велела делать раз в неделю перевязку, предупредив, что это будет очень больно. Во время перевязки больно было не только мне, но и медсестре, поскольку вместе с бинтом ей приходилось отдирать наросшее мясо. Так врачи сохранили мне ноги. Несколько дней потом я ходила на костылях.
Когда я смогла передвигаться без костылей, из больницы меня отправили в детский дом, потому что из родных у меня никого не осталось. Хочу отметить, что до сих пор в Детской городской больнице им. К. А. Раухфуса дела поставлены очень хорошо. Мне нужно было получить блокадное удостоверение. Спустя 50 лет я пришла к главврачу, мне нашли мою медкарту, где значилось, что я страдала дистрофией и обморожением ног и пролежала около 8 месяцев.
При эвакуации нас погрузили в открытые машины и повезли к Ладоге. Нас подвезли к воде, а дальше уже переносили на руках прямиком в катера. Когда мы проснулись, то были приятно удивлены – на улице стояли деревянные столы, а на них глубокие тарелки с горячим супом, и рядом лежал хлеб. Мы не ели горячий суп года полтора, для нас это было экзотикой. Потом кто-то сказал, что на поле убрана не вся капуста. Мы, человек 200, разбежались по полю, нас еле оттащили, мы отбивались, как могли.
Потом подошел наш поезд, и мы поехали как можно дальше от блокады. Спасибо тем ответственным людям, которые решили эвакуировать детей. Нас везли в Алтайский край. Ехали туда мы около месяца, а может, и больше. Поезд был хороший, у каждого была своя полка.
Когда мы прибыли на Урал, в Свердловск, местные женщины организовали нам встречу. Я ее не забуду до конца своих дней. Как только поезд подошел к платформе, женщины с ведрами, в которых был суп, тарелками и ложками стали заходить в вагоны, разливать нам суп и раздавать хлеб. Они плакали, смотря на нас. Потом они раздали каждому по банке сгущенки и сделали в них дырочку, чтобы мы сразу могли сосать сгущенное молоко. Для нас это было что-то невероятное! На всем пути из Ленинграда на Алтай никто больше такого приема нам не оказывал.
Когда мы приехали в Алтайский край, нам показалось, что мы в сказке. Так для меня закончилась блокада.
Я мало написала об ужасах артобстрелов и бомбежек. О том, как днем и ночью мы бегали в бомбоубежище. Но все равно умереть от голода для нас было намного страшнее, чем от бомбежки.
fictionbook.ru
Главная / ДНИ ВОИНСКОЙ СЛАВЫ РОССИИ / 27 января / БЛОКАДА ЛЕНИНГРАДА (Список изданий) / БЛОКАДА ЛЕНИНГРАДА
|
![Юдовин С.Б. Ленинград в дни Великой Отечественной войны: [Комплект графических работ]/ С.Б.Юдовин.-б. вых. дан.-18л. граф.- ОБЛОЖКА.](/800/600/https/www.deti.spb.ru/pic/3130.jpg)
www.deti.spb.ru
Список использованной литературы. Блокадные будни одного района Ленинграда
Список использованной литературы
Александров П.П. За Нарвской заставой: Воспоминания старого рабочего. Л., 1963.
Алексеев Т.В. Работа промышленных предприятий средств связи в условиях блокады Ленинграда // 65-летие снятия блокады Ленинграда и освобождения Ленинградской области: Всеросс. науч. конф., 19 января 1999 г.: Сб. материалов. СПб.: ЛГУ им. А.С. Пушкина, 2009. С. 66–73.
Амосова А.А. Государственная и партийная деятельности П.С. Попкова. 1937–1950 гг.: Дисс…канд. ист. наук / СПбГУ СПб., 2010
Аничков Н.М. Два медика, два рыцаря обороны Ленинграда // Чтобы помнили. Блокада: [Сб.]: посвящается 65-летию полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады. СПб., 2009. С. 15–26.
Архитекторы блокадного Ленинграда / Гос. Музей истории СПб; КГИОП. СПб., 2005.
Бама Л.Г Строительство школ в Ленинграде // Архитектура Ленинграда. 1936. № 1. С. 34–45.
Баранов Н.В. Силуэты блокады. Л.: Лениздат, 1982.
Баторевич Н.И. Екатерингоф. История дворцово-паркового ансамбля. СПб., 2006.
Берггольц О. Избр. произведения: в 2 т. Л., 1967.
Берггольц О. Дневные звезды. Говорит Ленинград. Статьи. Л., 1985.
Березенко Р.Т., Гочин Н.Д. Ораниенбауманский плацдарм. СПб., 2002.
Бешанов В.В. Ленинградская бойня. Страшная правда о Блокаде. М., 2010.
Бешанов В.В. Ленинградская оборона. М.; Мн., 2005.
Бешанов В.В. «По своим артиллерия бьет…». Слепые Боги войны. М., 2013.
Блокада. Трагедия Ленинграда / авт. – сост. С.Б. Борзенко, А.О. Кожемякин. СПб., 2014.
Блокада, 1941–1944, Ленинград: Книга памяти / Правительство Санкт-Петербурга. СПб., 1998–2007. Т. 1–35.
Блокада Ленинграда в документах рассекреченных архивов / Под ред. Н.Л. Волковского. М.; СПб., 2004.
Блокадные дневники и документы. СПб., 2004. (серия: «Архив Большого Дома»).
Блох Э. Принцип надежды // Утопия и утопическое мышление: Антология зарубежной литературы. М., 1991. С. 49–78.
Будко А.А., Грибовская Г.А. Медицинское обеспечение войск в битве за Ленинград // Листая страницы истории: Материалы науч. практ. конф. музея, посвященных Ленинградской битве и блокаде / Ком-т по культуре прав-ва СПб; СПбГУК «Гос. мемориальный музей обороны и блокады Ленинграда». СПб., 2010. С. 33–39.
Будни подвига: блокадная жизнь ленинградцев в дневниках, рисунках, документах / сост. В.М. Давид. СПб., 2006.
Буров А.В. Блокада день за днем. Л., 1979.
Бюллетень Ленинградского городского Совета депутатов трудящихся. Л., 1940–1944.
Бюллетень Ленинградского областного Совета депутатов трудящихся. Л. 1941.
Владимирович А.Г., Ерофеев А.Д. Петербург в названиях улиц. Происхождение названий улиц и перекрестков, рек и каналов, мостов и островов. М.; СПб; Владимир, 2009.
Внутренние войска в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.: Документы и материалы. М., 1975.
Возрождение: Воспоминания, очерки и документы о восстановлении Ленинграда / сост. В.А. Кутузов, Э.Г. Левина. Л., 1977.
Война и блокада Ленинграда: Материалы науч. – практ. конф., 21–22 марта 2005 года. СПб., 2007.
Воспоминания о блокаде: Воспоминания членов Общества жителей блокадного Ленинграда муниципального округа «Екатерингофский». СПб., 2012.
Встретим зиму во всеоружии: однодневный бюллетень Райкома ВКП(б) и Исполкома Райсовета депутатов трудящихся Ленинского района, посвященный подготовке жилого фонда района к зиме. 28 сент. 1943 г. [Л., 1943].
Гальперин В.М. Новые школы Ленинграда // Архитектура Ленинграда. 1940. № 2. С. 16–25.
Гинзбург Л. Записки блокадного человека. Вокруг «Записок блокадного человека» // Человек за письменным столом: Эссе. Из воспоминаний. Четыре повествования. Л,1989. С. 517–606.
Гладких П.Ф. Здравоохранение блокадного Ленинграда 1941–1944 гг. 2-е. изд., перераб. и доп. Л., 1985.
Гозман Л., Эткинд А. От культа власти к власти людей: Психология политического сознания // Нева. 1989. С. 156–179.
Голоса из блокады. Ленинградские писатели в осажденном городе (1941–1944) / сост. З. Дичаров. СПб., 1996.
Григорьев В.Г. 270 дней и ночей. Ленинград. Блокада. 1941–1942 гг.: Воспоминания, размышления и кое-что и истории. 2-е изд. СПб.: [Б. и.], 2013.
Григорьев В., Рыбальченко М. Юные участники обороны Ленинграда // От блокады до Победы. Вып. 13. СПб., 2011. (Серия «Солдаты Победы»).
Говорушин К.В. За Нарвской заставой. М., 1975.
Государственная власть СССР. Высшие органы власти и управления и их руководители. 1923–1991 гг.: Историко-биографический справочник. М., 1999.
Государство. Право. Война: 60-летие Великой Победы: Монография. СПб.: СПб ун-т МВД России, 2005.
Гутман М.Ю., Маюров Н.П. О политико-моральном состоянии и дисциплине в органах милиции во время Великой Отечественной войны // Государство. Право. Война: 60-летие Великой Победы: Монография. СПб.: СПб ун-т МВД России, 2005.
900 героических дней: Сб. документов и материалов о героической борьбе трудящихся Ленинграда в 19411944 гг. М.-Л., 1966.
Давыдов Ю.Е. Воспоминания о блокадном Ленинграде. СПб., 2011.
Дегтев Д.М., Зубов Д.В. Воздушная битва за город на Неве. Защитники Ленинграда против асов люфтваффе. 1941–1944. М., 2014.
Демиденко М.И., Мубиенко Г.И. Огненный сентябрь: Худож. – докум. повесть. Л., 1974.
Дзенискевич А.Р. Фронт у городских стен. Малоизученные проблемы обороны Ленинграда (1941–1944). СПб., 1998.
Дивинская Л.П. Валентин Александрович Каменский // Встречи на Петергофской дороге: Материалы краеведческой конф. / сост. и ред. С.Г. Баричев, Л.А. Старкова. СПб.: ЦБС Кировского р-на, 2014. С. 38–65.
Дубяго Т.Б., Никонов В.Л. Строительство садов и парков в Ленинграде // Архитектура Ленинграда. 1939. № 3. С. 49–52.
Ежов М.В. Местное самоуправление Ленинграда в годы Великой Отечественной войны: опыт, проблемы, уроки. СПб., 1993.
Жизнь и быт блокированного Ленинграда: Сб. науч. статей / отв. ред. Б.П. Белозеров. СПб., 2010.
Жизнь и смерть в осажденном Ленинграде. Историко-медицинский аспект: Материалы междунар. науч. конф., 26–27 апреля 2001 г. / Архивное управление С-Петербурга и Ленинградской области. СПб., 2001.
Забвению не подлежит: Статьи. Воспоминания. Дневники. Документы. 70 лет со дня начала Великой Отечественной войны и 70 лет со дня начала 900-дневной блокады Ленинграда / Ком-т по культуре прав-ва СПб.; ГМ Музей обороны и блокады Ленинграда. Вып. VIII. СПб., 2011.
Земля Ленинградская: Герои и судьбы / автор-сост. В.Б. Федоров. СПб., 1997.
Зотова А.В. Героизм банковских служащих в блокированном Ленинграде // Патриотизм в защите Отечества – традиция российской армии: Сб. СПб., 2012.
Зяблова Г.Г. Строка на обелиске: Документальная повесть. Л., 1989.
Иванов В.А. Миссия Ордена. Механизм массовых репрессий в Советской России в конце 20-х – 40-х гг. (на материалах Северо-Запада РСФСР). СПб., 1997.
Иванов В.А. Особенности реализации чрезвычайных мер по поддержанию в блокированном Ленинграде режима военного положения // Государство. Право. Война: 60-летие Великой Победы: монография. СПб.: СПб ун-т МВД России, 2005. С. 443–481.
Игнатенко Д.И. Нормативные и организационно-правовые основания налогов и налогообложения в СССР в период Великой Отечественной войны // Государство. Право. Война: 60-летие Великой Победы: монография. СПб.: СПб унт МВД России, 2005. С. 367–372.
Ильин Л.А. Архитектура Ленинграда за двадцать лет // Архитектура Ленинграда. 1937. № 1. С. 14–23.
Инбер В.М. Почти три года. Ленинградский дневник. М., 1968.
Инженерные войска города-фронта: [Сб.]. Л., 1979.
Карасев А.В. Ленинградцы в годы блокады (1941–1943). М., 1959.
Каргин Д.И. Великое и трагическое. Ленинград. 19411942. СПб., 2000.
Клавинг В.В. Мои детство, отрочество и юность в Петрограде-Ленинграде (В сокращении). // История Петербурга. 2004. № 3. С. 17–23.
Книга памяти. 1941–1945 / Объединенный архив ГП «Горэлектротранс». СПб., 1995.
Книги непобежденного Ленинграда. Каталог книг, изданных в Ленинграде в период блокады 1941–1944 / сост.
А.Ф. Векслер. СПб., 2013.
Ковальчук В.М. Трагические цифры блокады (К вопросу об установлении числа жертв блокированного Ленинграда) // Россия в XIX–XX вв.: Сб. статей к 70-летию Р.Ш. Ганелина / СПб фил-л Института рос. истории РАН. СПб., 1998.
Ковальчук В.М., Соболев Г.Л. «Ленинградский реквием» (О жертвах населения Ленинграда в годы блокады) // Вопросы истории. 1965. № 12. С. 193–194.
Ковальчук В.М., Чистиков А.Н. Ленинград и ленинградцы в годы блокады. СПб., 2012.
Колосов Ю.И. Влияние длительного голодания на здоровье блокадников // Война и блокада (К 60-летию начала Великой Отечественной войны): Материалы междунар. научн. – практ. конф., 15 мая 2001 г. СПб.: «Ленинградский вестник», 2001.
Комаров Н.Я. Феномен блокадного Ленинграда. М.: Кучково поле; Международный благотворительный фонд «Живая память», 2008.
Комаров Н.Я., Куманев Г.А. Блокада Ленинграда. 900 героических дней. 1941–1944. Исторический дневник. Комментарии. М., 2004.
Котов С. Детские дома блокадного Ленинграда. СПб., 2002.
Кукушкина Т.А. Из литературного быта Петрограда начала 1920-х годов (Альбомы В.А. Сутугиной и Р.В. Руры) // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского дома на 1997 год. СПб., 2002. С. 341–402.
Кураев М.Н. Блок-ада. СПб., 2015.
Курьянов Т.Н. Старший политрук Руденко. Л., 1985.
Лаврикова Е.Ф. Детские сады города Ленина // Дошкольное воспитание. 1942. № 11–12. Нояб. – декаб. С. 34–38.
Левина Э.Г. Дневник, 12 января 1942 – 23 июля 1944 // Человек в блокаде. Новые свидетельства / отв. ред.
В.М. Ковальчук. СПб., 2008.
Лейзеров А.Т. Они защищали небо Ленинграда: Из истории 2-го зенитно-пулеметного полка Ленинградской армии ПВО. Л.: [Б. и.], 2001.
Ленинград в борьбе месяц за месяцем 1941–1945 / Ассоциация историков обороны и битвы за Ленинград; ГМ Музей обороны и блокады Ленинграда. СПб., 1994.
Ленинград в годы Великой Отечественной войны: Очерки. Документы. Фотографии. СПб., 2005.
Ленинград в осаде: Сб. документов о героической обороне Ленинграда в годы Великой Отечественной войны 1941–1944. СПб., 1995.
Ленинградский трамвай 1941–1945. СПб, 1995.
«Ленинградское дело» / сост. В.И. Демидов, В.А. Кутузов. Л., 1990.
Ленинградцы: Блокадные дневники из фондов Государственного мемориального музея обороны и блокады Ленинграда. СПб., 2014.
Ломагин Н.А. Ленинград в блокаде. М., 2005.
Ломагин Н.А. В тисках голода: блокада Ленинграда в документах германских спецслужб и НКВД. СПб., 2000.
Лурье Л.Я. Ленинградский фронт / Л.Я. Лурье, Л.И. Маляров. СПб: БХВ – Петербург, 2012.
Львов Ю.М. Коллекция трамвайного музея. Блокадные годы // Война и блокада Ленинграда в коллекциях музеев и библиотек: Материалы науч. – практ. конф. СПб., 2007. С. 64–68.
Манаков Н.А. В кольце блокады. Хозяйство и быт осажденного Ленинграда. Л., 1961.
Медики и блокада: Воспоминания, фрагменты дневников, свидетельства очевидцев, документальные материалы. Кн. II / сост. Т.М. Голубева, Н.Б. Ветошникова. СПб., 1997.
Медико-санитарный батальон (МСБ) // Большая медицинская энциклопедия. 3-е изд. М.: Сов. энциклопедия, 1980. Т. 13. С. 548–550.
Мелуа А.И. Блокада Ленинграда: Энциклопедия / под ред. С.Г. Гумена. М.; СПб., 1999.
Мешкова Е.Н. Боевые спутники мои. Л.,1987.
Мешкова Е.Н. Будни медсанбата // Заслон на реке Тосне: Сб. воспоминаний ветеранов 55-й армии и жителей прифронтовой полосы (1941-44 гг.). 3-е изд., перераб. и доп. СПб., 2012. С. 80–86.
Мильченко Н.П. Залпы над Невой. М., 1983.
Млечин Л.М. Один день без Сталина. Москва в октябре 41-го года. М., 2012.
Молчанов А.В. Мы из блокады: Стихи. Воспоминания.
3-е изд., доп. СПб.: [Б. и.], 2007.
Мотылев Д.В. Деятельность государственно-партийного руководства Ленинграда по поддержанию духовной стойкости населения в период блокады: Автореф. дисс… канд. ист. наук. СПб., 2003.
Мы помним…: Воспоминания о блокаде жителей Екатерингофского округа Санкт-Петербурга. СПб., 2011.
На защите невской твердыни: Ленинградская партийная организация в годы Великой Отечественной войны. Л., 1965.
На Урицком направлении (Сборник воспоминаний ветеранов войны): в 3 ч. / Совет ветеранов 21-й – 109-й стрелковой дивизии; сост. М.П. Болотов. Л., 1983, 1984, 1988.
Назарова Л. О предстоящих лермонтовских днях в школе //В помощь учителю: Методический бюллетень ЛООНО. Л., 1941. № 6. С. 26–30.
Неизвестная блокада. Путь к победе. Ленинград 19411944 гг.: Фотоальбом / авт. – сост. В. Никитин. СПб., 2013.
Немецкая колония в Новосаратовке под Санкт-Петербургом. Страницы истории XIX–XX веков / сост.
A. А. Шмидт. СПб.: [Б. и.], 2008.
Непокоренный Ленинград: Краткий очерк истории города в период Великой Отечественной войны / отв. ред.
B. М. Ковальчук. Л., 1970.
Никулин Н.Н. Воспоминания о войне. М., 2014.
Оборона Ленинграда 1941–1944: Воспоминания и дневники участников. Л., 1968.
Олейникова Е.А. Ужасы войны нас не сломили // Заслон на реке Тосне: Сб. воспоминаний ветеранов 55-й армии и жителей прифронтовой полосы (1941-44 гг.). 3-е изд., перераб. и доп. СПб., 2012. С. 147–149.
Ольга. Запретный дневник: Дневники, письма, проза, избр. стихотворения и поэмы Ольги Берггольц. СПб., 2011.
Они пережили блокаду. Ленинград. Книга памяти. Т. 10. П – С (Пронина – Семина). СПб., 2005.
Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. 2. Начало. Кн. 2. 1 сентября – 31 декабря 1941 года.
Петров В.Ю. От Фонтанки до Екатерингофа. Историческое наследие округа. СПб., 2014.
План «Д». Том I. 1941 год. СПб., 2005. (Серия «Архив Большого Дома»).
Платонов Г.Д. Архитектура школьных зданий Ленинграда. Л.; М., 1954.
Подвиг века. Художники, скульпторы, архитекторы, искусствоведы в годы Великой Отечественной войны и блокады Ленинграда: Воспоминания. Дневники. Письма. Очерки. Литературные записи / сост. Н. Паперная. Л., 1969.
Пока сердца стучатся, – помните! Воспоминания ветеранов Великой Отечественной войны, тружеников тыла, блокадников, документальная проза о войне, статьи ученых-историков / Межрегион. ассоциация содействию развития образования в системе Общества «Знание»; СПб ин-т внешэкон. связей, экономики и права. СПб., 2011.
Попов И.В. Петергофская дорога: между Александрино и Ульянкой. Усадьба Кюммелей // Встречи на Петергофской дороге: Материалы краеведческой конф. / сост. и ред. С.Г. Баричев, Л.А. Старкова. СПб.: ЦБС Кировского района, 2013. С. 35–38.
Процай Л., Шелаева Е. Баррикады в городе. СПб., 1991.
Пятьдесят советских поэтов: Сб. М.: Прогресс, 1977.
Раскин Л.Е. Год работы с дошкольниками в Ленинграде // Дошкольное воспитание. 1943. № 1. Янв. С. 16–26.
Раскин Л.Е. Ленинградские школы в дни Отечественной войны // Советская педагогика. 1942. № 11–12. С. 18–29.
Рассекреченная блокада / Межд. Ассоциация блокадников города-героя Ленинграда/ сост. В.И. Демидов. СПб., 1995.
Сайтбагин А.Р. Дворец культуры у Нарвских ворот: Эпоха, события, люди. СПб., 2007.
Скворцов В.Н., Тарасов М.Я., Фролов М.И. Ленинградский военный округ, Ленинградский фронт в годы Великой Отечественной войны. 1941–1945 гг.: Монография. СПб.: ЛГУ им. А.И. Пушкина, 2010.
Смыкалин А.С. Почтовая военная цензура в годы Великой Отечественной войны // Государство. Право. Война: 60-летие Великой Победы: Монография. СПб.: СПб ун-т МВД России, 2005. С. 519–556.
Соболев Г.Л. Блокада Ленинграда: от новых источников к новому пониманию // Новейшая история России. 2012. № 3. С. 70–96.
«…Сохрани мою печальную историю…»: Блокадный дневник Лены Мухиной. СПб., 2011.
Старкова Л.А. Прогулки по Нарвской заставе (Книга по истории Кировского района). СПб.: ЦБС Кировского района, 2014.
Стреляный А. Последний романтик // Свет и тени «великого десятилетия»: Н.С. Хрущев и его время. Л., 1989. С. 193–268.
ТвелькмейерВ.Ф. Новые проекты типовых школ // Архитектура Ленинграда. 1938. № 5. С. 12–16.
37-мм автоматическая зенитная пушка обр. 1939 г.: Руководство службы. М., 1948.
Хан-Магомедов С.О. Александр Никольский. М., 2009.
Ходанович В.И. Лифляндская улица: из истории деловой, культурной жизни и быта Санкт-Петербурга в XVIII–XX веках. СПб., 2010.
Ходанович В.И. Очерки истории Екатерингофа. XIX – первая половина ХХ века. СПб., 2011.
Ходанович В.И. Екатерингоф. От императорской резиденции до рабочей окраины. М.; СПб., 2013.
Хрущев Н.С. Воспоминания и фрагменты. М., 1997.
Широкоград А.Б. Боги войны. «Артиллеристы, Сталин дал приказ!». М.: Алгоритм, 2015.
Шмелев О. Память блокадного мальчишки. СПб.: Изд-во Политехнического ун-та, 2008.
Чтобы помнили… Блокада: Сб. СПб., 2009.
Я помню. / автор-сост. С. В. Смирнова. СПб., 1995.
Янгол Н.Г. Органы внутренних дел Ленинграда в годы Великой Отечественной войне (Историко-правовой аспект): Монография / СПбГУАП, СПб ун-т МВД России. СПб., 1998.
Яров С.В. Ленинградская семья в 1941–1942 гг.: ритуал похорон // Жизнь и быт блокированного Ленинграда: Сб. науч. статей / отв. ред. Б.П. Белозеров. СПб., 2010. С. 187–197.
Яров С.В. Жизнь и быт блокадного Ленинграда. М., 2013.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.Читать книгу целиком
Поделитесь на страничкеСледующая глава >
history.wikireading.ru
Новость Блокадная книга — LibreBook.me
Ленинград, наравне с Хиросимой и Сталинградом, один из символов Второй Мировой войны, но об его блокаде написано очень мало книг. 900 дней стойкости и героизма людей, которые делали все для того чтобы спасти себя и свой город от врагов и помочь в войне с ними.
Ни в одной книге не описать всего того ужаса, что творился на улицах города, и страха, что оковал души людей, но все же они старались не потерять человеческого облика.
Несмотря на голод, постоянные обстрелы, холод, люди умудрялись праздновать какие-то праздники, продолжать работу и спасать жизни людей.
Очень многое описано в «Блокадной книге» Даниила Гранина и Алеся Адамовича. Один белорус, другой участвовал в обороне Ленинграда. Каким образом книга вообще появилась на свет?
Я считал, что знаю, что такое блокада. Когда ко мне в семьдесят четвертом году приехал Алесь Адамович и предложил писать книгу о блокаде, записывать рассказы блокадников — я отказался. Считал, что про блокаду все известно. Видел фильм “Балтийское небо”, читал какие-то рассказы, книги, стихи. Ну что такое блокада? Ну, голод; ну, обстрел; ну, бомбежка; ну, разрушенные дома. Все это известно, ничего нового для себя я не представлял. Он долго меня уговаривал. Несколько дней шли эти переговоры. Наконец, поскольку у нас были давние, дружеские отношения, он уговорил хотя бы поехать послушать рассказ его знакомой блокадницы.
Мы даже, по-моему, не записывали или записали потом, по памяти… Ей было восемнадцать лет… у нее был роман. Любила Федю, своего жениха. Федю взяли в армию, и стояла его часть тоже где-то в районе Шушар. Она пробиралась к нему. Носила сухари, варенье, носила домашние вещи: рукавички, шарф. Но главное — как она пробиралась туда. Я знал: заставы наши, патрули не пропускали штатских, гражданских, это строго-настрого было запрещено. Перебежчики могли быть, могли быть шпионы, осведомители. Тем не менее она несколько раз побывала у него, шла шестнадцать километров, добиралась до их части, упрашивала, умаливала эти патрули. И ее пускали. То был удивительный пример любви. Любовь, которая попала в блокаду. Ее рассказ меня и тронул, и удивил.
Кроме этого Адамович уговорил еще к одной блокаднице пожаловать. Короче, я увидел, что существовала во время блокады неизвестная мне внутрисемейная и внутридушевная жизнь людей, она состояла из подробностей, деталей, трогательных и страшных, необычных. В конце концов я дал согласие.
встреча авторов с блокадниками, в т.ч. и с героиней книги Евгенией Строгановой
Вот так, переходя от одного блокадника к другому, они собрали 200 рассказов на магнитофоне, некоторые из них занимали 20-30 стр. печатного текста, а все рассказы вместе заняли около четырех тысяч страниц . После этого они принялись за работу, в которой им помогали две блокадницы.
Для расшифровки требовались стенографистки. Особые стенографистки, потому что нам важно было не только содержание, надо было сохранить своеобразие устной речи. Таких стенографисток почти уже не осталось в городе. Но мы нашли. Двух блокадниц: Нину Ильиничну и Софью, забыл ее отчество, к сожалению. Когда они прослушали несколько кассет, заявили, что будут бесплатно все делать. Мы не могли пойти на это, потому что то была — адская работа. Приходилось каждую кассету прогонять несколько раз, чтобы уловить все оттенки живой речи, все эти “э”, “м-м”, эти мусорные словечки. Обе работали самоотверженно. Если б не они, у нас книга была бы бледнее. Они помогли нам восстановить прелесть, естественную корявость рассказов. И получились личностные рассказы, а не просто стенографическая запись.
Могу сказать, что «Блокадная книга» была новаторской для своего времени. Это связано с тем, что до этого никто никогда не давал голос народу. В книге нет общих фраз о блокаде, а есть личные истории отдельных людей. Все это слилось воедино и получилась книга.
Работу над книгой начали в 1970-х гг. Впервые книгу опубликовали в 1977 г. в «Новом мире» (г. Москва), но с сильной цензурой, а первая полная публикация в Ленинграде была лишь в 1984 г., когда сменилась партия. В 1994 г. В Петербурге последний раз издавалась «Блокадная книга» стотысячным тиражом после смерти Адамовича. Путь книги к читателю был труден и долог.
Когда кончили первую часть, мы попытались напечатать в ленинградских журналах. Нам сразу же вернули ее. Даже и объяснять не стали. Мы поняли, что в Ленинграде напечатать это невозможно. Ни одно издательство не брало по идеологическим соображениям. Поехали в Москву, решили обратиться в лучший журнал того времени, да и сейчас он, возможно, остается одним из лучших — в “Новый мир”. Нам помогло то, что главный редактор Сергей Наровчатов был фронтовик и воевал на Ленинградском фронте. Диана Тевекелян ведала прозой. Они прочли и решили взять это, прекрасно понимая, как трудно будет.
Действительно, номер с первой частью попал в цензуру, цензура сразу попросила всю рукопись и выдала нам шестьдесят пять изъятий, замечаний, требований. Были некоторые абсурдные, на наш взгляд, требования. Что не устраивало цензуру? Во-первых, малейшее упоминание о людоедстве. О мародерстве. О каких-то злоупотреблениях с карточками. О том, что в голоде был отчасти виновен… виновны власти. О Жданове наши нелицеприятные, значит, высказывания. Ну, было, например, такое, о чем сразу донесли Суслову. Баня. Где-то в феврале в Питере открылась первая баня. По-моему, на Мытнинской. И по этому поводу было несколько рассказов людей, которые попали в баню. Топлива не было, и топили только одно отделение, где мылись мужчины и женщины вместе. Но это были не мужчины и не женщины. Это были просто скелеты, которые помогали друг другу, потому что поднять шайку с водой не могли. Это было запрещено категорически как порнография. Хотя то был пример каких-то целомудренных отношений людей, блокадников… Ну, вот такого рода замечания.
Надо сказать, что с помощью “Нового мира”, Дианы Тевекелян, Сергея Наровчатова мы кое-что отстояли, но частично — пришлось смириться.
После этого авторы решили опубликовать книгу в Ленинграде, но им было отказано.
Главным редактором издательства “Советский писатель”, Ленинградского отделения, был Кондрашов Георгий Филимонович — бывший секретарь горкома партии. Городское секретарство вошло ему в плоть и кровь. Когда он получил нашу рукопись, то немедленно понес ее в обком партии. Два писателя именитых; так просто от них отказаться и запретить невозможно, нужны были какие-то ссылки, обоснование. Не знаю точно, но думаю, что эту рукопись или доклад об этой рукописи передали вплоть до первого секретаря обкома. И оттуда пришло следующее: “Вы развенчиваете подвиг Ленинграда; ваше дело — не страдания людей, а их мужество и стойкость, а вы смакуете ужасы”. Таким образом, эта как бы резолюция обкома партии стала известной, конечно, дальше, никакой речи об издании в Ленинграде уже и быть не могло.
Но мы к такому были готовы и пошли к Н. Лесючевскому — директору издательства “Советский писатель” в Москве, считая, что в этом смысле Москва более либеральная и свободная, чем наш Питер. Однако Лесючевскому уже доложили, что Ленинград категорически против этого издания. У нас были тяжелые разговоры с Лесючевским. Он, сам — бывший ленинградец, втайне-то, конечно, нам сочувствовал. Мы это видели и понимали. Но и он тоже нам отказал. Вот тогда уже началась битва. Когда напечатали в журнале первую, а затем и вторую часть, когда посыпались сотни писем, когда появились положительные рецензии в московских газетах… Вышла книга уже вторым изданием, третьим изданием, ни в одной ленинградской газете не было ни разу рецензии на нее. Вот что значила тогда диктатура обкома партии. Эта книга была, видимо, воспринята как подрывная работа по отношению к фильму “Блокада”, который сняли тогда по книге Чаковского. Вообще книга Чаковского была принята как образец. Так мы будем преподносить блокаду. Так мы ее переведем на экран. Так она соответствует нашему пониманию того, что было здесь девятьсот дней. И никаких отступлений от этого не будет! А ваша работа — подрывная по отношению к фильму, который преподносился в союзе со всеми идеологическими организациями.
В 2013 г. было переиздание (5000 экз.) книги, куда вошла новая глава «Ленинградское дело». В этой главе рассказывается о послевоенной расправе на городом, о том как многих членов партии и их родственников пытали, репрессировали, расстреливали. Издание снабжено фотографиями из личного архива Гранина и Государственного музея СПб, также в книге есть верстка «Нового мира».
В 2003 г. на телеканале «Культура» вышла авторская передача Гранина «Блокада. Дневник Юры Рябинкина» (данный дневник приводится на страницах книги) о судьбе 16-летнего подростка.
Всего в книге не отразишь при любом желании, так и здесь не все вошло, но я хочу добавить. Блокада Ленинграда — это не только, погибающие от голода и холода, люди и военные, защищающие город. Это еще и знаменитая «Дорога жизни». Она является всемирным наследием ЮНЕСКО. Существуют также музеи «Дорога жизни» и блокады Ленинграда.
В 2013 г. книга была включена в список «100 книг» для школьного самостоятельного изучения.
В Омске в 2014 г. был поставлен памятник эвакуированным детям из Ленинграда. На памятнике написано, что их было более 17 000 (на мой взгляд, их гораздо больше. В некоторых источниках я видела цифру в 140 000). Автор С. Голованцев.
В июне 2015 г. делегация из Китая посетила Россию с целью сделать документальный фильм о Дороге жизни. Они побывали в музее блокады Ленинграда, в консерватории, где звучала знаменитая Седьмая симфония Д. Шостаковича, а затем отправились на места воинской славы. У монумента «Разорванное кольцо» они провели продолжительное интервью с уполномоченным представителем исполнительной дирекции РВИО в СЗФО Кириллом Королевым.
Фильм планировали выпустить осенью того же года.
Интерес к книге не ослабевает и по сей день, а сама книга уже давно вошла в золотой фонд мировой литературы XX века. Проходят различные мероприятия по данной книге. К тому же 2019 год объявлен не только годом театра, но и годом Даниила Гранина.
Несмотря на все ужасы войны, многочисленные жертвы среди мирного населения города и огромный ущерб культурному наследию города, до нас дошло и хорошее, что могло появиться в блокаду Ленинграда. Для предотвращения развития цинги разработали хвойный экстракт, который принимают до сих пор. Шостакович в блокадном Ленинграде написал первые три части симфонии №7. Ее еще называют Ленинградская симфония.
Шостакович был свидетелем колоссальных народных бедствий, всех лишений и страданий народа. И не только он, но и исполнители оркестра, и дирижер, слушатели, находящиеся в зале, все были участниками и свидетелями трагедии. И все это воспринималось совершенно необычно, как говорится, с живым сердцем.
(рассказывает музыкант Нил Николаевич Беляев. Из книги)
И самое важное — это лечение алиментарной дистрофии. Кстати, данный термин был придуман как раз во время блокады Ленинграда.
Анонс некоторых мероприятий на январь-февраль 2019 г.:
1. Книжная выставка по взрослому абонементу «Даниил Гранин: И жизнь, и судьба». Подробнее здесь.2. Выставка изданий «Многогранный Гранин». Подробнее здесь.3. Презентация книги «Блокадная книга». Подробнее здесь.4. Литературная гостиная «Блокадная книга» Даниила Гранина. Подробности здесь.5. Виртуальная выставка к 100-летию российского писателя Д.А. Гранина. Подробнее здесь.6. В Пушкинской библиотеке отметят столетие Даниила Гранина. Подробнее здесь.7. Самарская областная универсальная научная библиотека отметит 100-летие Даниила Гранина. Подробнее здесь.8. Литературный киновечер «Блокадная книга». Подробнее здесь.9. Киноурок мужества «Блокадная книга». Подробнее здесь.10. Книжная выставка «О времени и человеке». Подробнее здесь.
Прошедшие мероприятия:
3.01.19 в центральной районной библиотеке МО Кореновского района прошло мероприятие для военнослужащих — литературно-исторический альманах «Эхо войны и память сердца: читаем «Блокадную книгу», посвящённое 100-летию Даниила Гранина. Мероприятие дополнила выставка «Век Даниила Гранина», посвященная его жизни и творчеству.
(с) в написании статьи использованы фрагменты статьи Даниила Гранина «История создания «Блокадной книги» (Дружба Народов 2002, 11),
Фото из открытых источников
librebook.me
беспощадная правда о блокаде в Ленинграде
Такой страстной и страшной – по приведенным фактам – речи немецкий федеральный парламент, возможно, еще не слышал. Петербургский писатель, которому в 2014 году было 95 лет, привел факты и цифры о блокаде, которые нельзя слушать без слез. Вряд ли эту информацию можно найти в немецких учебниках истории. И в здании рейхстага, из уст такого человека, как Гранин, они прозвучали откровением. Даниил Александрович не ставил целью смутить и упрекнуть членов правительства, президента Германии и канцлера Ангелу Меркель, которая, кстати, слушала, опустив глаза. Гранин принял приглашение выступить в Германии 27 января, в день полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады. Так совпало, что спустя год в этот же день освободили и узников Освенцима, поэтому с 1996 года немцы отмечают эту дату. Почти часовую речь петербуржца слушали в гробовом молчании, в конце рукоплескали стоя.
— У меня было какое-то странное и подспудное желание рассказать это всем моим погибшим однополчанам, не узнавшим, что мы победили, — объяснил Гранин. – Они погибали с чувством полного поражения, уверенные, что мы сдали Ленинград, что город не выстоит. Хотел сообщить им, что мы все-таки победили, и вы не зря погибли.
Ангела Меркель слушала речь опустив глаза
«На могилы кладут сухари»
— Сегодня у нас в Петербурге люди идут на Пискаревское кладбище. Это одно из символических кладбищ города. Идут для того, чтобы вспомнить и отдать должное всем погибшим в годы блокады. Кладут на могильные холмы сухари, конфеты, печенье…
Эта история и для меня была трагичная и жестокая. Я начал войну с первых дней. Записался в народное ополчение добровольцем. Зачем? Сегодня я даже не знаю, зачем. Но это, наверно, была чисто мальчишеская жажда романтики. Как же без меня будет война? Но ближайшие же дни войны меня отрезвили, как и многих моих товарищей. Жестоко отрезвили. Нас разбомбили, еще когда наш эшелон только прибыл к линии фронта. И с тех пор мы испытывали одно поражение за другим. Бежали, отступали, опять бежали. И наконец, где-то в середине сентября мой полк сдал город Пушкин. Мы отошли уже в черту города. Фронт рухнул.
Сотни тысяч ленинградцев умерли от голода.
Все связи огромного мегаполиса были отрезаны от большой земли. И началась блокада, которая длилась 900 дней.
Блокада была внезапной и неожиданной, как, впрочем, и вся эта война. Не было никаких запасов ни топлива, ни продовольствия. И вскоре, уже где-то в октябре, началась карточная система. Хлеб выдавали по карточкам.
А затем одно за другим начались катастрофические явления, прекратилась подача электроэнергии, кончился водопровод, канализация, отопление.
«Гитлер приказал в город не входить»
— Что такое карточная система? Она выглядела так. С первого октября давали уже 400 граммов хлеба для рабочих, 200 граммов служащим. А уже в ноябре катастрофически начали сокращать норму выдачи. Хлеба давали рабочим 250 граммов, а служащим и детям 125 граммов. Это ломтик хлеба, некачественного, пополам с целлюлозой, дурандой и прочими примесями. Никакого подвоза продовольствия к городу не было.
Надвигалась зима. И, как назло, лютая зима, 30-35 градусов. Огромный город лишился всякого жизнеобеспечения. Его ежедневно нещадно бомбили.
Наша часть находилась недалеко от города, можно было пешком дойти. И мы, сидя в окопах, слышали разрывы авиабомб, и даже содрогание земли доходило до нас. Бомбили ежедневно. Начались пожары. Горели дома, так как их нечем было заливать, водопровод не работал.
Дома горели сутками. И мы оттуда, с фронта, оборачиваясь назад, видели столбы черного дыма и гадали, где и что горит.
К декабрю улицы и площади города завалило снегом. Только кое-где оставались проезды для военных машин. Памятники заложили мешками с песком, витрины заколотили. Город преобразился.
Гранин заставил немцев краснеть и плакать.
Ночью освещения не было. Патрули и редкие прохожие ходили со светлячками. Люди начали от голода терять силы. Но продолжали работать. Ходить на предприятия, особенно военные, ремонтировали танки, изготавливали снаряды, мины.
Гитлер приказал в город не входить, чтобы избежать потерь в уличных боях, где танки не могли участвовать. Армия отбивала все наши попытки прорвать кольцо блокады. Немецкие войска, по сути, весьма комфортно, без особых трудов ожидали, что наступающий голод и морозы заставят город капитулировать.
… Я вообще выступаю сейчас не как писатель, не как свидетель, я выступаю скорее как солдат, участник тех событий. У меня окопный опыт младшего офицера Ленинградского фронта.
«Дожить бы до травы»
Уже в октябре начала расти смертность. При этой катастрофически малой норме питания люди быстро тощали, становились дистрофиками и умирали. За 25 дней декабря умерло 40 тысяч человек. В феврале уже ежедневно умирало от голода 3,5 тысячи человек. В декабре люди писали в дневниках: «Господи, дожить бы до травы». Всего в городе умерло примерно 1 миллион человек. Жуков в своих воспоминаниях пишет, что умерли 1 миллион 200 тысяч. Смерть участвовала безмолвно и тихо в войне.
Паек ребенка — триста граммов хлеба в день
… Я хочу вам рассказать некоторые подробности жизни, которых почти нет в книгах и в описаниях того, что творилось во время блокады в квартирах. Знаете, дьявол блокады кроется во многом именно в этих подробностях. Где брать воду? Кто жил поблизости от каналов, Невы, набережных, ходили туда, делали проруби и ведрами доставали воду. Вы представляете себе – подниматься на четвертый, пятый этаж с этими ведрами? Те, кто жили подальше, собирали и топили снег. Как его топить? На буржуйках, это маленькие железные печки. А чем топить, где брать дрова? Ломали мебель, паркеты, разбирали деревянные строения в городе.
«Кормила дочь умершим братом»
Уже спустя 35 лет после войны мы с белорусским писателем Адамовичем начали опрашивать уцелевших блокадников о том, как они выживали. Были поразительные, беспощадные откровения. У матери умирает ребенок. Ему три года. Мать кладет труп между окон, это зима. И каждый день отрезает по кусочку, чтобы кормить дочь и спасти хотя бы ее. Дочь не знала подробности. Ей было 12 лет. А мать не позволила себе умереть и сойти с ума. Дочь эта выросла. И я с ней разговаривал. Она узнала спустя годы. Вы представляете? Таких примеров можно много привести, во что превратилась жизнь блокадников.
… Однажды принесли дневник блокадника. Юре было 14 лет, он жил с матерью и сестрой. Дневник нас поразил. Это была история совести мальчика. В булочных точно, до грамма, взвешивали порцию положенного хлеба. Обязанностью Юры в семье было достояться в очереди до хлеба и принести домой. В дневнике он признается, каких мучений ему стоило не отщипнуть по дороге кусочек хлеба. Особенно терзал его довесок, неудержимо хотелось съесть этот маленький кусочек. Ни мать, ни сестренка, казалось бы, не узнали об этом. Иногда он не выдерживал и съедал. Он описывает, как стыдно было, признается в своей жадности, а потом и в бессовестности — вор, украл у своих, у матери, у сестры хлеб насущный. Никто не знал об этом, но он мучился. В квартире соседями были муж и жена, муж был какой-то крупный начальник по строительству оборонных сооружений, ему полагался дополнительный паек. На общей кухне жена готовила обед, варила кашу. Сколько раз Юру тянуло, когда она выходила, схватить, зачерпнуть хоть рукой горячей каши. Он казнит себя за свою постыдную слабость. В его дневнике поражает постоянный поединок голода и совести, попытки сохранить свою порядочность. Мы не знаем, сумел ли он выжить. Из дневника видно, как убывали его силы. Но даже уже полный дистрофик, он не позволял себе выпрашивать еду у соседей.
Выступление Гранина в Бундестаге произвело фуррор.
«Возненавидел фашистов»
…Одна женщина рассказала, как она поехала детьми на Финляндский вокзал, в эвакуацию. Сзади шел сын, ему было 14. А маленькую дочку она везла на санках. Сын по дороге отстал. Он был очень истощен, дистрофик. Что с ним стало, она не знала. И когда рассказывала нам, помнила свою вину.
… Я был на переднем крае, начиная с 41 и часть 42-го года. Честно признаюсь, возненавидел немцев не только как противников, солдат вермахта, но и как тех, кто, вопреки всем законам воинской чести, солдатского достоинства, офицерских традиций и тому подобное, уничтожали людей, горожан самым мучительным, бесчеловечным способом. Воевали уже не оружием, а с помощью голода, дальнобойной артиллерией, бомбежек. Уничтожали кого? Мирных граждан, беззащитных, не могущих участвовать в поединке. Это был нацизм в самом отвратительном виде, потому что они позволяли себе это делать, считая русских недочеловеками, считая нас чуть ли не дикарями и приматами, с которыми можно поступать как угодно.
… Появились черные рынки. Там можно было купить кусок хлеба, мешочек с крупой, рыбину, банку консервов. Все это выменивалось не на деньги – на шубу, валенки. Приносили все из дома, что было ценного – картины, серебряные ложки.
На улицах и в подъездах лежали трупы, завернутые в простыни. Иногда меня посылали с фронта в штаб. Я бывал в городе и увидел, как изменилась человеческая сущность блокадников. Главным героем оказался кто-то безымянный – прохожий, который пытался поднять ослабшего, упавшего на землю и повести его. Были такие пункты с кипятком. Давали только кружку кипятка, и это часто спасало людей. Это было проснувшееся в людях сострадание.
Выступление Даниила Гранина в бундестаге .Час памяти жертв нацизма в парламенте ФРГ в этом году прошел под знаком 70-летия снятия блокады Ленинграда.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ
Умер писатель Даниил Гранин: «Таких больше нет»
Не стало легендарного писателя Даниила Гранина. Даниил Александрович скончался на 99 году жизни поздно вечером 4 июля в Петербурге. В последние несколько дней он находился в реанимационном отделении одной из городских больниц и был подключен к аппарату искусственной вентиляции легких. Спасти литератора медики не смогли (подробности)
www.spb.kp.ru