Молодость. Южный период. Романтические поэмы и лирика.

Молодость. Южный период. Романтические поэмы и лирика.

Пушкин оставил Петербург в сложный период своей жизни, связанный не только с неотразимыми обидами, которые ему пришлось пережить. Наступал естественный возрастной перелом – кризис перехода от юности к молодости, сопровождающийся мучительными поисками самоопределения, становления личности. Юность с ее восторженным и доверчивым принятием самых разноголосых впечатлений уходила в прошлое. И тут на помощь Пушкину пришел романтизм, устремления которого органически совпадали с внутренними потребностями поэта. Ведь в основе романтизма, как мы видели это у Жуковского, лежала идея личности. Романтизм «не только помог Пушкину стать в поэзии выразителем своего поколения, но и способствовал собственному строительству его личности» (Ю. М. Лотман). Наступает этап увлечения Пушкина поэзией Байрона. Он изучает английский язык, чтобы читать его произведения в подлиннике. И в то же время увлечение Пушкина Байроном своеобразно. Оно лишено ученичества, свойственного допушкинскому этапу в русской литературе. Пушкин относится к Байрону не как ученик, а как равноправный участник европейского литературного процесса: он не столько осваивает опыт Байрона, сколько спорит с ним.

К увлечению Байроном подталкивали Пушкина и обстоятельства его жизни. Он чувствовал себя изгнанником, разочаровавшимся во всех обольщениях петербургского света, странником, не знающим пристанища, ни к чему не желающим прикипеть душою. Он стремился только к личной независимости. И жизнь пошла ему навстречу. В лице Ивана Никитича Инзова он встретил прямодушного, умного и доброго чело» века, ни в чем не стеснявшего пушкинскую свободу и относившегося к поэту с отеческой нежностью. Вскоре по приезде Пушкин искупался в Днепре и схватил горячку. А проезжавшее через Екатеринослав знакомое семейство генерала Раевского, героя Отечественной войны, командовавшего батареей в Бородинском сражении, добилось разрешения у Инзова отпустить Пушкина лечиться на Кавказские минеральные воды.

Об этой поездке на Кавказ, а потом в Крым Пушкин писал брату Льву: «Мой друг, счастливейшие минуты жизни моей провел я посреди семейства почтенного Раевского. Я не видел в нем героя, славы русского войска, я в нем любил человека с ясным умом, с простой, прекрасною душою; снисходительного, почтительного друга, всегда милого, ласкового хозяина. Свидетель Екатерининского века, памятник 12 года; человек без предрассудков, с сильным характером и чувствительный, он невольно привяжет к себе всякого, кто только достоин понимать и ценить его высокие качества. Старший сын его будет более нежели известен. Все его дочери – прелесть, старшая – женщина необыкновенная. Суди, был ли я счастлив: свободная, беспечная жизнь в кругу милого семейства; жизнь, которую я так люблю и которой никогда не наслаждался, – счастливое, полуденное небо; прелестный край; природа, удовлетворяющая воображение, – горы, сады, море; друг мой, любимая моя надежда – увидеть опять полуденный берег и семейство Раевского».

Письмо показывает, что чувства Пушкина-изгнанника далеко не исчерпываются байроническими настроениями с их разочарованностью, доходящей до «мировой скорби», до сомнений в благости Творца. Да и свойственный Байрону культ гордой личности как-то не вяжется с пушкинской любовью к теплым семейственным связям. Ясно, что байронизм, как литературное веяние, коснувшись души Пушкина, не захватит до конца ее русских глубин.

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

Молодость. Южный период

Молодость. Южный период Пушкина    Пушкин уставил Петербург в сложный период своей жизни, связанный не только с неотразимыми обидами, которые ему пришлось пережить. Наступал естественный возрастной перелом — кризис перехода от юности к молодости, сопровождающийся мучительными поисками самоопределения, становления личности. Юность с ее восторженным и доверчивым принятием самых разноголосых впечатлений уходила в прошлое. И тут на помощь Пушкину пришел романтизм, устремления которого органически совпадали с внутренними потребностями поэта. Ведь в основе романтизма, как мы видели это у Жуковского, лежала идея личности самостоятельной и самоценной. Романтизм «не только помог   Пушкину стать в поэзии выразителем своего поколения, но и способствовал собственному строительству его личности» (Ю. М. Лотман). Наступает этап увлечения Пушкина поэзией Байрона. Он изучает английский язык, чтобы читать его произведения в подлиннике. И в то же время увлечение Пушкина Байроном своеобразно. Оно лишено ученичества, свойственного допушкинскому этапу в русской литературе. Пушкин относится к Байрону не как ученик, а как равноправный участник европейского литературного процесса: он не столько осваивает опыт Байрона, сколько спорит с ним.    К увлечению Байроном подталкивали Пушкина и обстоятельства его жизни. Он чувствовал себя изгнанником, разочаровавшимся во всех обольщениях петербургского света, странником, не знающим пристанища, ни к чему не желающим прикипеть душой. Он стремился только к личной независимости. И жизнь пошла ему навстречу. В лице Ивана Никитича Инзова он встретил прямодушного, умного и доброго человека, ни в чем не стеснявшего пушкинскую свободу и относившегося к поэту с отеческой нежностью. Вскоре по приезде Пушкин искупался в Днепре и схватил горячку. А проезжавшее через Екатеринослав знакомое семейство генерала Раевского, героя Отечественной войны, командовавшего прославленной батареей в Бородинском сражении, добилось разрешения у Инзова отпустить Пушкина лечиться на Кавказские Минеральные Воды.    Об этой поездке на Кавказ, а потом в Крым Пушкин писал брату Льву: «Мой друг, счастливейшие минуты жизни моей провел я посреди семейства почтенного Раевского…» Письмо показывает, что чувства Пушкина-изгнанника далеко не исчерпываются байроническими настроениями с их разочарованностью, доходящей до «мировой скорби», до сомнений в благости Творца. Да и свойственный Байрону культ гордой личности как-то не вяжется с пушкинской любовью к теплым семейственным связям. Ясно, что байронизм как литературное веяние, коснувшись души Пушкина, не захватит до конца ее русских глубин.

1820-1824, южная ссылка. Краткое содержание основных произведений

Очень интересным временем с точки зрения биографии и творчества оказалась южная ссылка Пушкина. Кратко рассказать о ней — задача не из легких. Период южной ссылки – это время с мая 1820 года по июль 1824. Считается, что это поворотный этап как в творчестве, так и в жизни Александра Сергеевича.

Статус Пушкина изменился. Он все еще был чиновником, однако превратился в поэта-изгнанника, опального дворянина. При этом не было установлено сроков службы Александра Сергеевича вдали от Петербурга. Таким образом, ссылка могла превратиться в бессрочную. Дальнейшая судьба его зависела лишь от политической обстановки в стране в то время, когда жил Пушкин. 1820-1824 — южная ссылка. Краткое содержание основных произведений этого периода, а также биографические сведения об этом времени представлены в нашей статье.

Путешествие с семьей Раевского

Вначале порывы «ветра» самовластья были благоприятными для Пушкина. Период с мая по сентябрь 1820 года он провел в путешествии. Поэт отправился на юг с семьей генерала Раевского, генерала, героя войны 1812 года. Эхо крымских и кавказских впечатлений, эмоции, почерпнутые от общения с членами этого большого семейства, а также увлечения дочерями генерала около десяти лет отражались в поэзии Александра Сергеевича.

Служба в Кишиневе

Какова же дальнейшая биография Пушкина? Южная ссылка продолжилась уже не так радостно. Время с 1820 по 1823 год поэту пришлось провести в Кишиневе. Он служил у наместника Бессарабского края в канцелярии (на фото выше — дом-музей Пушкина в Кишиневе). Известно, что генерал Инзов относился к своему подопечному благосклонно. Он старался не сильно обременять его службой, разрешал подолгу отлучаться из Кишинева. Поэтому не такой уж и суровой была южная ссылка Пушкина.

Кратко рассказывая о ней, стоит упомянуть, что поэт подолгу гостил в Каменке (Киевская губерния), в имении Давыдовых, с ноября 1820 года по январь 1821. Это место являлось одним из центров, где собиралась оппозиция режиму правления Александра I. Поэт посетил также Одессу, Киев, а в конце 1821 года совершил путешествие по Молдавии вместе с И. П. Липранди. Творчество Пушкина в южной ссылке основано на всех этих и множестве других впечатлений.

Сближение с революционерами

В Каменке и Кишиневе Александр Сергеевич общался с членами тайного Южного общества и «Союза благоденствия» (В. Л. Давыдовым, П. И. Пестелем, П. С. Пущиным, В. Ф. Раевским, М. Ф. Орловым). Период южной ссылки Пушкина был яркой страницей биографии поэта, полной внутреннего драматизма. Она вовсе не отрезвила его, он не смирился и не покаялся. Южная ссылка в жизни Пушкина отмечена тем, что он выступает в ореоле жертвы тирана, мученика свободы. Политический темперамент и вольномыслие привели Александра Сергеевича к тесному сближению с радикальными критиками режима. Пушкин хотел сделать их своими друзьями. Он считал, что вот-вот воплотятся в жизнь мечты о «вольности святой». И Пушкин хотел окунуться в политическую борьбу вместе с заговорщиками.

Поэта уже не привлекали былые символы веры – заря «свободы просвещенной» и «звезда пленительного счастья». Он не уповал уже на мудрость деспота. В период южной ссылки Пушкина снедало нетерпение, он видел в «карающем кинжале» «стража свободы». Однако надежды на то, что его слово поможет в общем деле, через некоторое время рассеялись. Друзья начали уверять поэта в том, что не существует никакого тайного общества.

Романтическая лирика

В годы южной ссылки Александр Сергеевич выступает ярким поэтом-романтиком. В его лирике главное место стало принадлежать романтическим жанрам. Это дружеское стихотворное послание и элегия. Александр Сергеевич увлекся и романтической балладой. Пушкин написал в южной ссылке «Песнь о вещем Олеге». Особенно полно внутренний мир Александра Сергеевича раскрылся в это время в элегиях («Я пережил свои желанья…», «Редеет облаков вечерняя гряда…», «Погасло дневное светило» и др.). Это своеобразные романтические эпиграфы Пушкина к новой главе своей творческой биографии. В них заметна резкая грань между годами жизни в Петербурге, наполненными пирами, дружеским общением, радостями любви, и жизнью «в изгнанье скучном». Лирика Пушкина, как всегда, автопсихологична. Эквивалентом мироощущения поэта стала романтическая образность стиля.

Послания

Александру Сергеевичу настоящее виделось неопределенным, унылым и бесприютным. Часто появлялись психологические параллели с другими опальными поэтами – Овидием, Баратынским и Байроном. В 1821 году Пушкин создал послание «К Овидию», а также историческую элегию под названием «Наполеон». Яркие образы странников и изгнанников представлены также в посланиях к Баратынскому, написанных в 1822 году.

Отметим, что для посланий характерны такие жанровые особенности элегий, как фрагментарность, быстрая смена чувств, исповедальность. Для Александра Сергеевича они являлись формой обращения как к новым знакомым, так и к друзьям из Петербурга. Круг адресатов очень широк: Н. И. Гнедич, А. А. Дельвиг, П. А. Вяземский, П. А. Катенин, П. Я. Чаадаев, Е. А. Баратынский, Ф. Ф. Юрьев и др. Эти послания порой становились письмами-исповедями. Александр Сергеевич размышлял в них о жизни в изгнании, порой вспоминал радость общения со своими друзьями. В таких произведениях, как «Послание цензору», «К моей чернильнице», «К Овидию», представлены раздумья поэта о ситуации в литературе, о творчестве, о превратностях судьбы.

Южные поэмы Пушкина

Психологический облик Александра Сергеевича был запечатлен в созданной им лирике. В поэмах представлена модель действительности, преломленной в романтическом ключе. Для многих отечественных поэтов-романтиков она впоследствии стала актуальной. В 1821 году Пушкин создал свою известную поэму под названием «Кавказский пленник». В период с 1821 по 1822 год он трудился над «Братьями-разбойниками», в 1821-1823 гг. – над «Бахчисарайским фонтаном». В 1824 году, уже в Михайловском, он завершил свою поэму «Цыгане». Считается, что эти произведения – главное достижение Александра Сергеевича в годы южной ссылки. Поэмы вызвали разноречивые оценки критиков и читателей, однако упрочили славу их автора как главного поэта России.

Особенности цикла

В цикле южных поэм всего 4 произведения, которые не связаны друг с другом ни героями, ни содержанием. Однако у них общий смысловой стержень. Главные герои этих произведений – уверенные в себе, сильные люди. Кроме того, поэмы объединяет тема свободы, которая всплывает так или иначе по ходу действия.

Первоначально цикл задумал как состоящий из трех произведений Александр Пушкин. Южная ссылка дала ему материал для этих поэм, которые создавались в период с 1820 по 1823 год. «Цыганы» были написаны в следующем году и включены в цикл намного позже.

Страстные и свободолюбивые, необузданные, порой холодные и жестокие герои привлекают нас не только реалистичностью и самобытностью, но и тем, что они были созданы в сложный период для русской литературы. Их возникновение было закономерным. Автор создал эти произведения по канонам романтизма, однако герои его поэм все-таки несколько иные. Их образы целостные, более сильные. Отличие поэм Пушкина от традиционного понимания романтизма состояло и в том, что предыстория в творениях Александра Сергеевича полностью отсутствует. Герой представлен в отрыве от своего прошлого. О его прежней жизни мы можем судить лишь по обрывочным фразам и воспоминаниям. Герой живет и действует в настоящем.

Поэма «Кавказский пленник» (Пушкин)

1820-1824 — южная ссылка, краткое содержание основных событий которой было изложено выше. Для понимания этого периода в творчестве Пушкина предлагаем обратиться к его поэме «Кавказский пленник». Здесь главный герой оказывается непокоренным, свободолюбивым. Мы можем лишь догадываться о его прошлом. В тексте есть намек на то, что это выходец из высшего общества. Герою наскучил свет. Он сбежал от него на Кавказ, ища внутреннюю свободу. Однако здесь он оказывается в плену. Таким образом, свобода, к которой стремится герой, – всего лишь иллюзия. Настоящая свобода находится внутри самого человека. Никакие внешние обстоятельства не способны укротить ее. А вот внешняя свобода оказывается обманчивой. Главный герой считал, что в неволе жить не сможет. Однако он незаметно привык к плену. Любовь юной черкешенки дает ему возможность осуществить побег. И он убегает, тем самым обрекая возлюбленную на самоубийство. Сердце этой девушки было горячим, в отличие от холодной души героя. Именно черкешенка в действительности оказывается свободной и вольнолюбивой.

«Цыганы»

С описанным выше произведением перекликаются «Цыганы», в основном в плане героев. Оно также относится к интересующему нас периоду, так как его создал в 1824 году Пушкин (1820-1824 — южная ссылка). Краткое содержание и особенности этого произведения мы также предлагаем рассмотреть.

Образ Алеко на первый взгляд очень похож на персонажа из «Кавказского пленника». Однако он оказывается тщательнее проработанным, более сложным. Герой, «преследуемый законом», покидает мир. Скорее всего, перед нами беглый преступник или каторжник. Он считает, что сможет обрести счастье и покой в цыганском таборе, где живут люди, не связанные ничем, за исключением чувств. Однако табор не принимает Алеко. Он оказывается всего лишь попутчиком, чуждым этому народу и неспособным понять его свободолюбивую душу.

Алеко влюблен в цыганку Земфиру. Рассказывая ей о высшем обществе, он говорит, что люди там гонят мысли, стыдятся любви, торгуют волей, склоняют головы перед идолами и ищут денег да цепей. Влюбившись в цыганку, герой поэмы хочет быть с ней вечно, однако душа его находится в плену темной страсти. Алеко все еще не может понять внутреннего духа этого народа и принять его.

Чем же завершается поэма «Цыганы»? Пушкин хочет сказать, что для главного героя пророческим становится рассказ цыгана о его неразделенной любви и о том, как от него ушла жена. Однако мудрость этого рассказа он постичь не способен, считая, что он не из тех, кто не способен удержать любовь. Алеко готов бороться за свои чувства, однако делает это неверно. Его взор застилает пелена ревности, в порыве которой он убивает свою неверную возлюбленную. И цыгане отвергают человека, сердце которого оказалось таким жестоким.

Мудрые и добросердечные люди, тем не менее, могут понять страсть этого героя, поэтому не лишают его жизни. Они говорят ему, что он хочет воли лишь для себя, поэтому недостоин настоящей свободы чувств. Классические романтические произведения имеют счастливый финал. Герой обычно побеждает, а все неприятности заканчиваются хорошо. Однако поэмы Александра Сергеевича завершаются отнюдь не счастливым финалом. Благодаря этому они становятся более реалистичными и жизненными, а также драматичными. Именно драматизм позволяет нам лучше понять характер того или иного героя. Это хорошо иллюстрирует поэма «Цыганы» (Пушкин).

Начало работы над «Евгением Онегиным»

Образы мятежных духом, сильных людей, описываемые поэтом, продолжат свое существование, приобретая многогранность и постепенно усложняясь. Евгений Онегин – герой, в лице которого этот тип получит новую жизнь. Александр Сергеевич начал работать над одноименным романом в стихах в Кишиневе в мае 1823 года. Как вы помните, время, которое провел на юге Пушкин, — 1820-1824 (южная ссылка). Краткое содержание романа «Евгений Онегин», завершенного в 1831 году, — тема отдельной статьи.

Итак, июле 1824 года закончилась южная ссылка Пушкина. Произведения, написанные в 1820-24 гг., до сих пор вдохновляют многих.

Краткая биография южной ссылки Пушкина (1820-1824)

Событие	Подробности события
5 мая 1820 года
Пушкин покинул Петербург	5 мая 1820 года Александр Сергеевич Пушкин вынужден покинуть Петербург по указу императора Александра I. Причиной послужили неприемлемые стихи и эпиграммы на царя и на высокопоставленных чиновников. Формально это была не ссылка, а перевод: Пушкин не лишался своей должности, а лишь переводился в отдаленные места от столицы. Пушкина пришли провожать его товарищи: Дельвиг и Яковлев.
Середина мая 1820 года
Прибытие в Екатеринослав (сейчас город Днепр)	В середине мая 1820 года поэт прибыл в город Екатеринослав под управление генерала Инзова. Здесь он и должен был провести следующие годы на государственной службе.
Май 1820 года
Болезнь поэта и встреча с Раевскими	В Екатеринославе он почти сразу заболел после купания в холодном Днепре. Никакого лечения Пушкин не получал, почти никому до него не было дела, пока его не нашла семья Раевских (давние друзья семьи Пушкиных). Раевские направлялись на Кавказ. Они помогли поэту поправиться и предложили ему поехать вместе с ними. Пушкин получил отпуск у генерала Инзова на несколько месяцев и отправился с семьей в дорогу.
Начало июня 1820 года
Посещение Кавказа	Уже в начале июня Пушкин посетил такие города как Железноводск, Пятигорск и Кисловодск: их минеральные источники и окрестности (гора Маштук, Бештау, Железная, Каменная и Змеиная).
Начало августа 1820 года
Посещение Крыма	В начале августа путешественники отправились в Крым: Керчь, Феодосия, Гурзуф. В Гурзуфе поэт прожил в семье Раевских три недели. В это время он увлекается Байроном (английским поэтом).
Начало сентября 1820 года
Посещение Бахчисарая и Симферополя	После счастливых дней в Гурзуфе поэт отправляется в Кишинев вместе с Раевским. По дороге они посетили Бахчисарай, где Пушкин увидел «Фонтан слёз» (именно о нем пойдет речь в поэме «Бахчисарайский фонтан».) Потом заехали в Симферополь.
21 сентября 1820 года
Прибытие в Кишинев	21 сентября Пушкин прибыл в Кишинев и поселился в небольшом домике.
Ноябрь 1820 года
Поездка в Каменку	Через 2 месяца поэт снова отправился в поездку: на этот раз он решил посетить город Каменку (недалеко от Кишинева), где находилось имение его друга Раевского. Это было прекрасное место для творчества: здесь была большая библиотека и прекрасная природа. Пушкин начал писать поэму «Кавказский пленник».
Январь 1821 года
Посещение Киева	Из Каменки поэт решил ненадолго съездить в Киев.
20 февраля 1821 года
Окончание поэмы «Кавказский пленник»	20 февраля 1821 года в Каменке Александр Пушкин закончил работу над поэмой «Кавказский пленник».
Начало марта 1821 года
Возвращение в Кишинев	В начале марте 1821 года Пушкин вернулся в Кишинев и поселился в доме генерала Инзова, в подчинении которого находился. Поэт прожил здесь еще 2 года, периодически отлучаясь в Киев, Каменку и Одессу.
1821 год
Написана поэма «Братья разбойники»	В 1821 году Пушкин закончил работу над поэмой «Братья разбойники». В основе этого произведения лежит реальная история двух заключенных, которые сбежали из тюрьмы Екатеринослава и переплыли Днепр, будучи прикованными друг к другу кандалами .
Май 1823 года
Начало работы над романом «Евгений Онегин»	В мае 1823 года Пушкин начал работу над романом «Евгений Онегин».
Лето 1823 года
Переезд в Одессу	в 1823 году сменилась власть: генерал Инзов передал полномочия князю Воронцову. Из-за этого административным центром стал город Одесса, куда перевели Пушкина. К сожалению, отношения между поэтом и его новым начальником не сложились. Воронцов постоянно слал жалобы на Пушкина в Петербург и просил выслать его в другое место.
Октябрь 1823 года
Окончена первая глава «Евгения Онегина»	Но Пушкин не знает о кознях своего начальника и продолжает работать. В октябре 1823 года он заканчивает первую главу романа «Евгений Онегин».
Осень 1823 года
Закончена работа над поэмой «Бахчисарайский фонтан»	Осенью 1823 года поэт заканчивает доработку поэмы «Бахчисарайский фонтан».
Декабрь 1823 года
Окончена вторая глава «Евгения Онегина»	А в декабре этого же года он завершает вторую главу произведения «Евгений Онегин».
Январь — октябрь 1824 года
Работа над поэмой «Цыганы»	В течение 1824 года поэт активно работает над новой поэмой «Цыганы».
30 июля 1824 года
Высылка поэта в Михайловское	Воронцов продолжал настойчиво писать доносы на поэта. В частности, он обвинял его в безбожии, что, конечно же, было неправдой. В результате Пушкина лишили должности и отправили в ссылку село Михайловское — имение его матери. 30 июля 1824 года поэт выехал из Одессы.

«Южный» период расцвет пушкинского романтизма (Пушкин)

Годы южной ссылки — поездка на Кавказ и в Крым, пребывание в Кишиневе (1820-1823) и Одессе (1823-1824) сыграли важную роль в идейно-творческом развитии Пушкина. «Южный» период — период расцвета пушкинского романтизма — был и периодом его стремительного интеллектуального роста, временем упорного труда, раздумий, настойчивых стремлений преодолеть недостатки «проклятого своего воспитания». В этом отношении удаленность от шумной петербургской жизни, светской рассеянности и суеты, относительное уединение явно помогли поэту и были замечательно им использованы:

* В уединении мой своенравный гений
* Познал и тихий труд, и жажду размышлений.
* Владею днем моим; с порядком дружен ум;
* Учусь удерживать вниманье долгих дум;
* Ищу вознаградить в объятиях свободы
* Мятежной младостью утраченные годы
* И в просвещении стать с веком наравне.

Эти строки из послания Пушкина «Чаадаеву» (1821) точно отвечали действительности. Пушкин и в самом деле добивался стать в просвещении в уровень с веком, с лучшими людьми своего времени и блестяще достиг этого.

На юге поэт был окружен деятелями гораздо более решительного и радикального Южного общества декабристов; встречался он и с вождем его, П. И. Пестелем, общение с которым произвело на него очень сильное впечатление. В своем кишиневском дневнике 9 апреля 1821 г. Пушкин записывает: «Утро провел с Пестелем; умный человек во всем смысле этого слова… Мы с ним имели разговор метафизический, политический, нравственный и проч. Он один из самых оригинальных умов, которых я знаю…» По словам Вяземского, Пушкин, хотя «и не принадлежал к заговору, который приятели таили от него, но он жил и раскалялся в этой жгучей и вулканической атмосфере». И в этой «жгучей и вулканической атмосфере», еще сильнее накаляемой национально-освободительными движениями, происходившими в начале 20-х годов в ряде европейских стран, мысль и чувство поэта все больше революционизируются.

Это наглядно сказывается на многих его лирических стихотворениях 1820-1823 гг., написанных в ярко выраженном революционно-романтическом духе. Почти сейчас же по приезде в Кишинев Пушкин пишет стихотворение «Дочери Карагеоргия» (1820), в котором славит Георгия Черного, вождя национально-освободительной борьбы сербов против турецкого ига. Стихотворение это, все построенное на резких контрастах «сумрачного», «ужасного», «бурного» и «невинного», «чистого», «смиренного», создающее парадоксальный образ «воина свободы» — одновременно «преступника и героя», является наряду с тогда же написанной песней-балладой «Черная шаль» одним из наиболее ярких образцов пушкинского романтизма. С неизменным сочувствием упоминает поэт в своих стихах этого времени и об испанской революции, и о восстании в Неаполе («В. Л. Давыдову», 1821). В начале 1821 г. вспыхнуло национально-освободительное восстание греков против турецкого ига. Поэт, познакомившийся в Кишиневе с вождем тайного греческого общества — гетерии — Александром Ипсиланти, ставшим во главе повстанцев, встретил известие о начале восстания с исключительным энтузиазмом, жаждал и сам принять в нем участие («Война», 1821; «Гречанке», 1822). «Я твой навек, Эллеферия!» (эллеферия по-гречески — свобода),- восклицал он в одном из стихотворных набросков 1821 г. В конце послания «Чаадаеву» Пушкин, явно имея в виду свое первое послание к нему же («Любви, надежды, тихой славы…»), призывал друга оживить «вольнолюбивые надежды».

Тема «вольнолюбивых надежд» — порывов к свободе, «святой вольности» — составляет одну из основных тем творчества Пушкина периода южной ссылки. Тема эта пронизывает собой «южные» поэмы. Снова и снова звучит она в пушкинской лирике («Узник», 1822; «Птичка», 1823).

Все только что указанные настроения и переживания Пушкина, естественно, снова и снова будили в его сознании воспоминание о том, кто первый в русской литературе «вольность прорицал» — восславил свободу,- память о А. Н. Радищеве. Прочтя в июне 1823 г. обзор А. А. Бестужева «Взгляд на старую и новую словесность в России», Пушкин в письме к критику с первых же слов пеняет ему за не упоминание имени Радищева: «О «Взгляде» можно бы нам поспорить на досуге… Покамест жалуюсь тебе об одном: как можно в статье о русской словесности забыть Радищева? Кого же мы будем помнить? Это умолчание непростительно… от тебя его не ожидал». Сам Пушкин не только твердо помнил имя Радищева, но и старался напомнить о нем другим. Так, в «Послании цензору» (1822) Пушкин дает замечательное по своей точности и лапидарности определение Радищева как автора «Путешествия из Петербурга в Москву»: «Радищев, рабства враг…» Весьма знаменательно, что сейчас же за строкой о Радищеве поэт упоминает самого себя как автора «вольных стихов»: «И Пушкина стихи в печати не бывали». Здесь уже имеется то сознание своей непосредственной исторической преемственности по отношению к Радищеву, которое и продиктует впоследствии Пушкину знаменитые слова о том, что «вослед» ему он «восславил… свободу».

А.С.Пушкин в детстве и юности (стр. 1 из 2)

А.С.Пушкин в детстве и юности

Автор: Пушкин А.С.

Пушкин родился в Москве, 26 мая (6 июня по новому стилю) 1799 года. Отец его, Сергей Львович, происходил от старинного боярского рода, в прошлом обладавшего обширными поместьями, пришедшими ко времени рождения Пушкина в упадок. В молодости Сергей Львович служил в гвардии, но недолго, а после женитьбы переселился в Москву, где числился в чине майора чиновником комиссариатского ведомства, и жил на средства, присылаемые из имений, хотя и разоренных, но еще приносивших некоторый доход.

Бесхозяйственная и беспечная жизнь не по средствам вела семью Пушкиных к полному разорению.

Родители Пушкина были молоды: когда Пушкин родился, отцу было 29 лет, а матери — 23. Веселая барская жизнь допожарной Москвы отвлекала их от забот о семье, и дети — старшая дочь Ольга и Александр — были сданы на руки мамушкам и нянькам, а когда подросли — французам-гувернёрам и гувернанткам; гувернёры постоянно сменялись. Из дому Пушкин вынес отличное знание французского языка, который он в детстве знал лучше родного. Библиотека отца состояла из одних французских сочинений, и Пушкин проводил там бессонные ночи, «пожирая книги одна за другою».

О сменявшихся гувернёрах своих Пушкин впоследствии не вспоминал, зато на всю жизнь сохранил привязанность к няне Арине Родионовне, которой суждено было позднее разделить со своим воспитанником одинокую жизнь в Михайловском в годы ссылки.

Сестра Пушкина рассказывала: «Арина Родионовна была родом из села Кобрина, лежащего верстах в шестидесяти от Петербурга. Кобрино принадлежало деду Александра Сергеевича по матери, Осипу Абрамовичу Ганнибалу. Она была крепостной бабушки Пушкина, Марии Алексеевны Ганнибал, жившей в подмосковном своем сельце Захарове, которое Пушкин описал в лицейском послании к Юдину. Была она настоящей представительницей русских нянь; мастерски говорила сказки, знала народные поверья и сыпала пословицами, поговорками». И сама бабушка Мария Алексеевна своим влиянием противостояла французскому воспитанию детей. «Мария Алексеевна была ума светского и по своему времени образованного; говорила и писала прекрасным русским языком».

Детские годы Пушкин проводил в Москве и в подмосковном имении бабушки.

Когда наступили годы учения, Сергей Львович решил отдать сына в открывавшийся тогда Царскосельский лицей. Для поступления в это привилегированное учебное заведение требовались связи. Сергей Львович нашел протекцию в лице своего петербургского знакомого— Александра Ивановича Тургенева, занимавшего крупный пост в министерстве народного просвещения. В июле 1811 года Пушкин вместе со своим дядей Василием Львовичем отправился из Москвы в Петербург.

В. Л. Пушкин, известный по тому времени поэт из числа поклонников Карамзина, с которым он был коротко знаком, имел особые причины, чтобы отправиться в Петербург. Это были годы усиленной литературной распри двух направлений — карамзинистов и шишковистов. Друзья и последователи Карамзина представляли собой передовой отряд дворянской литературы, стремившийся распространить в своих произведениях идеи просвещения, понимаемого ими в самом широком смысле. Их антагонисты, предводительствуемые А. С. Шишковым и объединившиеся в литературном обществе «Беседа любителей русского слова», проповедовали возвращение к старым литературным формам, языку литературы XVIII века с обилием устаревших церковнославянизмов, осуждали чувствительную литературу карамзинистов и обвиняли их в зараженности духом революции.

Двенадцатилетний Пушкин был сразу введен в курс распри между шишковистами и карамзинистами, так как Василий Львович водил племянника с собой к своим литературным друзьям и мальчик присутствовал при шумных спорах на литературные темы. Дядя, заметив склонность племянника к поэзии, поощрял его писать стихи, направлял мальчика по пути карамзинского «европеизма». Пушкин поступил в лицей уже с определенными литературными вкусами и мнениями.

Лицей принадлежал к числу учебных заведений с энциклопедической программой воспитания. В лицее в течение шести лет воспитанники обязаны были пройти основательный курс литературных, исторических, юридических и математических наук.

В лицее много места отводилось литературе и самостоятельным литературным занятиям воспитанников. Были заведены рукописные журналы, переписывались сборники лицейских стихов, составилась группа лицейских поэтов, среди которых Пушкин скоро занял первое место. Со многими из лицейских поэтов Пушкин остался дружен и после окончания лицея. Лучшими его друзьями были Дельвиг и Кюхельбекер, — один — вдумчивый и спокойный, другой — вечно восторженный и беспокойный, отличавшийся странностями характера (поэтический талант Кюхельбекера товарищи долго не признавали). Славился среди лицеистов гладкостью стихов эпиграммист Илличевский; первое время главой лицейских поэтов был он. Воспоминания о дружной семье «товарищей-лицеистов постоянно встречаются в стихах Пушкина. В 1825 году в Михайловском Пушкин писал:

Всё те же мы, нам целый мир чужбина,

Отечество нам Царское Село.

В годы пребывания Пушкина в лицее политическая обстановка была напряженной. Хотя в первые три года начальство старалось всячески изолировать лицеистов от влияния внешнего мира, но события были таковы, что лицеисты не могли не принимать в них участия. Товарищ Пушкина И. Пущин (будущий декабрист) писал о тогдашней жизни лицея так: «Жизнь наша лицейская сливается с политическою эпохою жизни русской: приготовлялась гроза 1812 года».

Уже при открытии лицея политическое напряжение было таково, что никто не верил в мирное разрешение русско-французских споров. Все ждали войны. Когда Наполеон стал сосредоточивать войска на русской границе, а русская гвардия направилась в Вильно, все поняли, что война совершенно неизбежна. Царское Село лежало на пути движения русских войск, и Пущин пишет: «…мы провожали все гвардейские полки, потому что они проходили мимо самого лицея; мы всегда были тут при их появлении, выходили даже во время классов, напутствовали воинов сердечною молитвою, обнимались с родными и знакомыми». Быстрое продвижение войск Наполеона в глубь России двумя колоннами — на Москву и Петербург — заставило задуматься об эвакуации лицея на север. Победы Витгенштейна над войсками, двигавшимися на Петербург, предотвратили необходимость перевода лицея из Царского Села. Этим объясняется популярность имени Витгенштейна среди лицеистов

Война 1812 года и послевоенные события во многом определили развитие самосознания Пушкина и отразились в его творчестве. К темам Отечественной войны Пушкин возвращался не раз, всё глубже и полнее раскрывая исторический смысл событий. Война воспитала в Пушкине национальную гордость, твердую веру в творческие силы русского народа.

Если первые три года лицейской жизни проходили в обстановке войны, потребовавшей крайнего напряжения народных сил, то второе трехлетие характеризуется влиянием нараставшего революционного брожения. Эти три года совпадают с началом деятельности первых тайных организаций декабристов, со временем организации Союза спасения.

Пушкин и его товарищи были близко знакомы с людьми, непосредственно связанным с тайным обществом. Когда гвардия вернулась из заграничного похода, некоторые части ее были расквартированы в Царском Селе. Пушкин завел знакомство с офицерами гусарского полка. Среди них самым значительным был Чаадаев, в те годы пламенный приверженец свободолюбивых идей. Следом этой ранней дружбы осталось знаменитое послание Чаадаеву («Любви, надежды, тихой сланы…»), написанное вскоре после окончания лицея.

Ко времени пребывания Пушкина в лицее относится и организация политического кружка И.П. Бурцева, в который входили некоторые близкие друзья Пушкина: Вольховский, Дельвиг, Кюхельбекер, Пущин. Участники кружка не потеряли с ним связь и после окончания лицея: Вольховский и Пущин вступили в тайное общество немедленно после окончания лицея; Кюхельбекер был близким единомышленником декабристов, незадолго до восстания оказался в их рядах и принял деятельное участие в событиях 14 декабря.

Все они — близкие друзья Пушкина, особенно Иван Пущин, с которым Пушкин сдружился в первое трехлетие лицейской жизни, когда их комнатки разделяла тонкая стенка, упиравшаяся в одно общее окно. Такое расположение их «келий» способствовало тому, что друзья делились всеми радостями и горестями каждого дня.

Исторические события получили свое отражение в лицейском творчестве Пушкина в больших стихотворениях: «Александру», «Воспоминания в Царском Селе». «Наполеон па Эльбе». В этих стихотворениях Пушкин пишет об Отечественной войне и заграничном походе наших войск как о войне освободительной, а о Наполеоне — как о тиране-диктаторе, поработителе народов.

Свои свободолюбивые взгляды Пушкин изложил в послании «К Лицинию» (будто бы переведенном с латинского), в котором изображено развращающее влияние рабства.

Однако гражданские мотивы свободы и патриотизма сравнительно редко появляются в лицейской лирике Пушкина, связавшего себя с литературной школой карамзинистов. Поэзия Батюшкова. Жуковского, Вяземского, равно как литературные вкусы его товарищей лицеистов, толкала Пушкина к разработке интимных тем дружбы, любви и наслаждений жизни. В лицейских стихах Пушкина рисуется образ поэта-ленивца, небрежно слагающего стихи, пренебрегающего славой и мечтательно проводящего время в скромном уединении. Для лирики 1814 и 1815 годов характерно жизнерадостное настроение, но в 1816 и 1817 годах оно сменяется меланхолией, жалобами на страдания от неразделенной любви.

Об этих настроениях свидетельствуют элегии, в которых господствует слово «слёзы».

Стихи Пушкина распространялись в рукописных копиях среди товарищей, но в 1814 году его стихотворение «К другу стихотворцу» было напечатано в московском журнале «Вестник Европы», и за этим первым опытом последовал ряд других в том же журнале. В то время редактором журнала был В. В. Измайлов, заменявший постоянного (с 1811 г.) редактора М. Т. Каченовского. В 1815 году Каченовский (противник Карамзина и его школы) вернулся к редактированию журнала, а Измайлов стал издавать «Российский музеум», где Пушкин и продолжал печатать свои стихотворения. В 1816 и 1817 годах Пушкин не печатался, — по-видимому, вследствие запрещения лицейского начальства.

Молодость. Русский гений

Романтизм, «байронизм» Пушкина не был только литературным явлением. Любопытно, что причину появления в «Бахчисарайском фонтане» вроде бы предельно романтических стихов сам Пушкин увидит именно в молодости:

«Он часто в сечах роковых

Подъемлет саблю — и с размаха

Недвижим остается вдруг,

Глядит с безумием вокруг

Бледнеет etc.

Молодые писатели вообще не умеют изображать физические движения страстей. Их герои всегда содрогаются, хохочут дико, скрежещут зубами и проч.»

Повзрослев, Пушкин даст совершенно иное изображение сильнейшего движения души Алеко в «Цыганах», а Белинский так его прокомментирует: «Убитая чета уже в земле.

…Когда же их зарыли

Последней горстию земной,

Он молча, медленно склонился

И с камня на траву свалился.

Какое простое и сильное в благородной простоте своей изображение самой лютой, самой безотрадной муки! Как хороши в нем два последние стиха, на которые так нападали критики того времени, как на стихи вялые и прозаические! Где-то было даже напечатано, что раз Пушкин имел горячий спор с кем-то из своих друзей за эти два стиха и, наконец, вскричал: Я должен был так выразиться; я не мог иначе выразиться! Черта, обличающая великого художника!»

Романтизм соответствовал естественной романтической поре становления молодого человека, Пушкина. Потому же он оказался только этапом и в самом его литературном развитии, сопроводил его молодость и ушел вместе с нею: романтизм молодого Пушкина — не романтизм молодого Шиллера, не романтизм зрелого Байрона, не романтизм старого Гюго. Он никогда не составлял его сути. Недаром позднее Пушкин скажет о Байроне: «Постепенности в нем не было». Давно замечено, что вроде бы такой ультраромантической формуле из первого пушкинского «байронического» южного стихотворения, как «На море синее вечерний пал туман», можно легко вернуть ее глубинный народный смысл и вид: «Уж как пал туман на сине море». Так продолжала жить исконно русская суть в Пушкине, пребывавшем в романтической, байронической поре своего развития.

Молодость естественно и неизбежно выводила Пушкина к романтизму, однако тот факт, что это была молодость именно пушкинская, определил ряд важнейших открытий в истории не только русского, но и мирового романтизма. Пушкин не случайно обращается именно к Байрону, то есть к сути сутей романтического мироощущения. Белинский позднее заметил, что Байрон владел Пушкиным не как образец для подражания, а как явление. Может быть, следует уточнить: сначала в известной мере Байрон владел Пушкиным как образец для подражания, но лишь с тем, чтобы Пушкин вполне овладел Байроном как явлением. И овладел, не выходя за рамки романтизма, внутри его самого, не нарушая правил романтической игры.

Романтизм Пушкина вырастал из жизни: романтика молодости как нормального этапа в жизни человека была у Пушкина многосторонне поддержана внешними обстоятельствами. Это и судьба политического ссыльного, скитальца, так естественно взывавшая к поискам романтических соответствий у байроновского Чайлд-Гарольда. Это и романтика самой южной, «удовлетворяющей воображение», как сказал тогда же сам поэт, природы (море, Крым, Кавказ), это и романтика экзотических характеров и целых национальностей (Молдавия с ее цыганами, Кавказ с его борющимися за свободу горцами, татарский Крым), наконец, романтика социально-политического движения декабристов, особенно декабристов-южан.

«Самая его жизнь совершенно русская,— писал Гоголь, чутко уловивший связь времени в общем развитии и становлении Пушкина, молодого поэта и человека, со временем и местом его пребывания на юге.— Тот же разгул и раздолье, к которому иногда, позабывшись, стремится русский и которое всегда нравится свежей русской молодежи, отразились на его первобытных годах вступления в свет. Судьба, как нарочно, забросила его туда, где границы России отличаются резкою, величавой характерностью, где гладкая неизмеримость России перерывается подоблачными горами и обвевается югом. Исполинский, покрытый вечным снегом Кавказ, среди знойных долин, поразил его; он, можно сказать, вызвал силу души его и разорвал последние цепи, которые еще тяготели на свободных мыслях. Его пленила вольная поэтическая жизнь дерзких горцев, их схватки, их быстрые, неотразимые набеги; и с этих пор кисть его приобрела тот широкий размах, ту быстроту и смелость, которая так дивила и поражала только что начинавшую читать Россию… Может быть, оттого и в своих творениях он жарче и пламеннее там, где душа его коснулась юга. На них он невольно означил всю силу свою, и оттого произведения его, напитанные Кавказом, волею черкесской жизни и ночами Крыма, имели чудную, магическую силу: им изумлялись даже те, которые не имели столько вкуса и развития душевных способностей, чтобы быть в силах понимать его. Смелое более всего доступно, сильнее и просторнее раздвигает душу, а особливо юности, которая все еще жаждет одного необыкновенного».

Можно было бы сказать, что и героем времени был романтик. Уже о герое первой пушкинской поэмы «Кавказский пленник» Белинский сказал: «Пленник — это герой того времени… Молодые люди особенно были восхищены им, потому что каждый видел в нем, более или менее, свое собственное отражение… И Пушкин был сам этим пленником, но только на ту пору, пока писал его». Потому же герои времени, романтики, молодежь так восторженно встретили пушкинскую поэму. Впрочем, более проницательная критика и вскоре последовавшая авторская самокритика отметили противоречивость героя как невыдержанность характера.

Действительно, глядя от зрелого Пушкина, автора «Цыган» и «Онегина», особенно ясно видишь, сколь характер еще не прояснен и суммарен, лишь намечен, приметы сколь разных психологических, явлений в нем совмещены: если обратиться к позднейшему роману,— Онегин и Ленский — «волна и камень, стихи и проза, лед и пламень», по пушкинскому об этих героях слову. Впрочем, это даже не столько два разных психологических явления, сколько два разных этапа в развитии одного явления, две его стадии, две фазы его становления. Но для того, чтобы их развести, противопоставить и вполне оценить, необходим был рубеж в эволюции самого поэта. Сам Пушкин должен был пройти искус подлинного разочарования и сомнения.

Был кризис перехода от детства к юности, был кризис перехода от юности к молодости, приближался третий — и один из самых драматичных — кризис перехода от молодости к зрелости. Впрочем, взгляд на «Кавказского пленника», брошенный от зрелого пушкинского творчества, позволяет увидеть не только незрелость, молодость этого произведения, но и залоги будущего развития, грядущей зрелости. Они в сравнительной неоднозначности героя романтической поэмы, который, по сути, уже не укладывается в ее рамки. Традиционный романтический герой байроновского типа определялся господствующим и даже всепоглощающим субъективным началом. В пушкинском герое такое начало есть («в нем есть стихи моего сердца»,— заметил сам поэт), но оно не оказалось единственным: «Характер Пленника неудачен; доказывает это, что я не гожусь в герои романтического стихотворения». Изображение героев в романтической поэме у Пушкина уже заключало в себе возможность его изображения в романе. «Характер главного лица (а действующих лиц — всего-то их двое) приличен более роману, нежели поэме»,— писал Пушкин в наброске письма Н.И.Гнедичу в 1822 году, то есть в пору, когда работа над поэмой была далеко позади и приближалась работа над романом. Разрушается в поэме и единодержавие героя и не только потому, что подлинно героичной оказывается не мужчина — пленник, а черкешенка — женщина.

Уже здесь то, что сам Пушкин назвал верностью «местных красок», во многом и определило характер отмеченного четкой печатью историзма эпилога и позволило избежать руссоистских иллюзий и идеализации первобытной вольности при всем внушаемом ею сочувствии.

В целом же вольнолюбивые взгляды юного Пушкина получили у Пушкина молодого продолжение и углубление.

Конечно, вся атмосфера декабристского юга, в которой оказался Пушкин, этому помогала. Тем не менее хронология и характер развития свидетельствуют о самостоятельности Пушкина.

Во-первых, следует говорить об усиливающемся с каждым годом историзме. Недаром к 1822 году относится и первая собственно историческая его работа «Заметки по русской истории 18 века» (название условно — введение в записки, которые были Пушкиным позднее уничтожены). В связи с углублением историзма чувство свободы и вольности впервые, по сути, начинает объединяться с идеей народа, взятого уже отнюдь не в абстрактном его виде: ведь «скованные галлы» в «Вольности» не более французы, чем «измученные рабы» в «Деревне» — русские. В стихотворении 1822 года «Узник» нет народа, но выраженную в нем тоску о воле народное сознание приняло как свою и закрепило это стихотворение в виде народной песни. Симптоматична и попытка создания «Братьев-разбойников». События 1823 года, в частности утверждавшаяся в Европе реакция, помогли осознать драматическое противоречие: разобщение начал свободы и народной жизни. Соединяясь с настроениями глубокой внутренней разочарованности, оно рождало универсальное отрицание — демонизм. Именно такое отрицание представляли стихи 1823-го года «Бывало, в сладком ослепленье», тематически они продолжатся и окончательно оформятся в стихотворении «Свободы сеятель пустынный»:

Паситесь, мирные народы!

Вас не разбудит чести клич.

К чему стадам дары свободы?

Их должно резать или стричь.

«Демонические» ноты впервые прозвучали у Пушкина еще осенью 1822 года в письме брату Льву: «Тебе придется иметь дело с людьми, которых ты еще не знаешь. С самого начала думай о них всё самое плохое, что только можно вообразить: ты не слишком сильно ошибешься. Не суди о людях по собственному сердцу, которое, я уверен, благородно и отзывчиво и, сверх того, еще молодо; презирай их…» и т.д.

Окончательную формулу отрицания даст стихотворение 1823 года, так и названное — «Демон»:

…Часы надежд и наслаждений

Тоской внезапной осеня,

Тогда какой-то злобный гений

Стал тайно навещать меня.

Печальны были наши встречи:

Его улыбка, чудный взгляд,

Его язвительные речи

Вливали в душу хладный яд.

Неистощимой клеветою

Он провиденье искушал;

Он звал прекрасное мечтою;

Он вдохновенье презирал;

Не верил он любви, свободе;

На жизнь насмешливо глядел —

И ничего во всей природе

Благословить он не хотел.

На переходе от молодости к зрелости Пушкин переживал демонизм, переболел им. Позднее он укажет на «Демона» именно как на естественную и неизбежную примету такой переходности и расставания с молодостью: «В лучшее время жизни сердце, еще не охлажденное опытом, доступно для прекрасного. Оно легковерно и нежно. Мало-помалу вечные противуречия существенности рождают в нем сомнения, чувство мучительное, но не продолжительное. Оно исчезает, уничтожив навсегда лучшие надежды и поэтические предрассудки души». Но, переживая демонизм как состояние возрастное и потому «непродолжительное», Пушкин вместе с тем открывал «в сжатой картине» совершенно новую социально-философскую сферу для русской литературы, а через два года, указывая на «Фауста», смело соотнес свое стихотворение и с литературой мировой:

«…Иные даже указывали на лицо (А. Раевского.— Н.С.), которое Пушкин будто бы хотел изобразить в своем странном стихотворении. Кажется, они неправы, по крайней мере вижу я в «Демоне» цель иную, более нравственную… Недаром великий Гете называет вечного врага человечества духом отрицающим. И Пушкин не хотел ли в своем Демоне олицетворить сей дух отрицания или сомнения, и в сжатой картине начертал отличительные признаки и печальное влияние оного на нравственность нашего века». Всего через пять лет пушкинская «сжатая картина» начнет развертываться: юный, действительно уже «до времени созрелый» поэт обратится к демону и обречется ему на долгие годы, собственно на всю свою недолгую жизнь. Впрочем, образ Демона страдающего свяжет его с глубокой нравственностью именно пушкинского гуманизма.

Только пережив кризис 1823 года, Пушкин смог в 1824 году закончить еще в 1822 году начатых «Цыган» и произнести окончательный суд над героем высоким, «байроническим», «гордым» человеком (ср. у Пушкина же: «Байрон — гордости поэт») и сказать о юношеском прекраснодушии руссоизма — и сделать все это на собственно романтической почве. Потому-то зрелый Пушкин и пишет романтическую поэму — это романтическая поэма, написанная уже не романтиком.

В ней глубочайшим образом уже вскрыты отношения человека и общества, героя и мира, характера и среды. В 1839 году Белинский, сам к этому времени глубоко прочувствовавший и понявший их, писал: «Алеко Пушкина поссорился с обществом и думал навсегда избавиться от него, пристав к бродячей толпе детей природы и вольности; но общество и там нашло его и страшно отомстило ему за себя через него же самого». При этом Пушкин ни на минуту не поступился ни поэзией порыва, ни идеалом свободы, ни идеей ухода. Наоборот, может быть, никогда они еще так сильно не звучали у Пушкина.

Критика почти неизменно сводила смысл поэмы к образу Алеко, еще начиная с Белинского («Идея «Цыган» вся сосредоточена в герое этой поэмы — Алеко»), а молодой Рахманинов назвал «Алеко» свою оперу. Но Пушкин-то недаром назвал ее «Цыганы». Нимало не обольщаясь по-руссоистски насчет «счастья» первобытной жизни, он увидел там вольницу извечную, коренную, с одной стороны, восходящую чуть ли не к библейским временам, с другой — прививавшуюся к русской жизни нового времени, часто в виде своеобразного исхода. Так открывалась тема, которая отзовется на Западе (Мериме), продолжится как русское цыганство у Аполлона Григорьева и Александра Островского, у Льва Толстого и Александра Блока.

Расставание с байронизмом, романтизмом не было только элегическим прощанием, но и завершением акта познания, уяснением этого великого мирового явления во всей его мощи. Когда-то великолепный знаток английской литературы А.В.Дружинин писал: «Долго было бы перебирать все творения Байрона в доказательство того, что не поэзия разочарования, а поэзия власти высказывается нам в большей части его зрелых творений… Во всем, что написал Байрон о Наполеоне и по поводу Наполеона, сказывается сочувствие к власти грозной, карающей и кровожадной власти льва, которая все-таки лучше, чем прихоть нескольких волков, перед которыми склоняется Европа». Пушкин недаром ощутил кровное внутреннее родство байронизма и, так сказать, наполеонизма и сочетал два образа — Байрона и Наполеона — в стихотворении «К морю»:

О чем жалеть? Куда бы ныне

Я путь беспечный устремил?

Один предмет в твоей пустыне

Мою бы душу поразил.

Одна скала, гробница славы…

Там погружались в хладный сон

Воспоминанья величавы:

Там угасал Наполеон.

Там он почил среди мучений.

И вслед за ним, как бури шум,

Другой от нас умчался гений,

Другой властитель наших дум.

Исчез, оплаканный свободой,

Оставя миру свой венец.

Шуми, взволнуйся непогодой:

Он был, о море, твой певец.

Твой образ был на нем означен,

Он духом создан был твоим:

Как ты, могущ, глубок и мрачен,

Как ты, ничем неукротим.

Пушкин не впал ни в какие аллегории, сама символика оказалась укрепленной в жизни и в истории (Байрон — море — остров Святой Елены — Наполеон) и в то же время очень личной и лирической (собственная судьба — море — мечты на юге о побеге морем).

Романтизм Пушкина начался с величественного и мощного образа моря, нет,— великого океана, буквально по народной формуле: окиян — море: «Волнуйся подо мной угрюмый океан». С приветствия морю он начался, прощанием с морем и закончился.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Читать книгу целиком

Поделитесь на страничке

Следующая глава >